Воскресение варианты толстой. Лев толстойвоскресение

Свой последний роман, "Воскресенье", Толстой писал в течение 10 лет. Произведение стало своеобразным творческим итогом, а также открыло новые перспективы для дальнейшего развития искусства 20 века.

Композиция

Композиция произведения, которое написал Толстой - "Воскресенье" - содержание его основаны на многообразном и последовательном противопоставлении жизни народа и господ. Автор прямо противопоставляет условия существования Дмитрия Нехлюдова и Катюши Масловой. За каждым элементом одежды героя, обстановки, предметом быта встает представление о чужом труде, которым они были добыты, что отмечает в своем произведении Л.Н. Толстой ("Воскресенье"). Краткое описание этих и других бытовых предметов автор приводит, таким образом, совсем не случайно.

Нехлюдов завершает галерею образов, созданных Толстым на протяжении всего его творчества. Однако теперь герой полностью отходит от своей среды, общества, осознавая со временем неестественность, ненормальность, жестокость окружающего мира. Встреча с Катюшей Масловой пробуждает чувство раскаяния, стремление загладить вину. Вся дальнейшая его жизнь и действия оказываются соотнесены с мирами народа и господ - двумя противоположными полюсами.

Особенности повествования

Роман "Воскресенье" Толстой написал в своеобразной манере. Повествование полностью лишено эпического спокойствия. Антипатии и симпатии выражены открыто и четко. Что позволяет говорить о некотором возврате к манере повествования "Войны и мира". Слышится неподкупный и суровый голос автора-судьи, который обвиняет не конкретных представителей общества, но весь мир, искалечивший людские души и пытающийся также изуродовать природу.

Это был последний роман, который создал Л.Н. Толстой. "Воскресенье", краткое содержание по главам которого приводится в статье, построено совсем не на любовном сюжете, как может на первый взгляд показаться. Произведение определяется социальной, общественной проблематикой. Обзорный, панорамный принцип повествования захватывает различные области жизни. Складывается впечатление о тесной связи всех лиц и событий, которые отвечают за все, что происходит в мире, друг перед другом. Этот принцип будет использоваться и в последующих произведениях Толстого.

Книга 1

Роман "Воскресенье" Толстой начинает следующими событиями. Одним весенним днем, 28 апреля, в один из 1890-х годов надзиратель в московской тюрьме отпирает замок в камеру и зовет: "Маслова, на суд!"

Предыстория героини

Во второй главе рассказывается история этой заключенной. У арестантки Масловой жизнь была самая обыкновенная. Она рождена незамужней дворовой девушкой от проезжего цыгана в деревне у двух сестер-помещиц. Когда мать заболела и скончалась, Катюше было всего три года. Ее взяли к себе старые барышни в качестве горничной и воспитанницы. Когда Катюше исполнилось 16 лет, к ним в деревню приехал богатый князь, племянник сестер, еще невинный юноша, студент - Нехлюдов. Девушка, не смея даже себе признаться в этом, в него влюбилась.

И это только начало событий романа, который написал Толстой - "Воскресенье". Краткое содержание их следующее. По прошествии нескольких лет Нехлюдов, будучи уже произведен в офицеры и развращен службой в армии, заехал к помещицам по дороге на войну и пробыл в их доме 4 дня. Накануне отъезда он соблазнил Катюшу и уехал, сунув ей бумажку в сто рублей. По истечении пяти месяцев после его отъезда девушка узнала точно, что беременна. Она попросила расчет, наговорив сестрам грубостей, в которых после сама раскаивалась, и они вынуждены были ее отпустить. Катюша поселилась в этой же деревне у вдовы-повитухи, которая продавала вино. Роды прошли легко. Однако повитуха заразила героиню от больной деревенской женщины, и мальчика, ее ребенка, решили отправить в воспитательный дом, где он сразу же после приезда скончался.

На этом предысторию главной героини романа не заканчивает описывать Лев Толстой. "Воскресение", краткое содержание которого мы рассматриваем, продолжается следующими событиями.

Маслову, сменившую уже нескольких покровителей к тому времени, разыскала сыщица, доставляющая девушек в дома терпимости. С согласия Катюши она отвезла ее в популярный в ту пору дом Китаевой. В острог ее посадили на седьмом году работы в этом заведении, а теперь вместе с воровками и убийцами ведут на суд.

Встреча Нехлюдова с Масловой

Дмитрий Иванович Нехлюдов, князь, тот самый племянник помещиц, в это время, лежа в постели утром, вспоминает события вчерашнего вечера у знаменитых и богатых Корчагиных, на дочери которых, как планировалось и предполагалось, он должен в скором времени жениться. Немного позже, выпив кофе, он подъезжает к судебному подъезду и, надев пенсне, в качестве присяжного заседателя разглядывает находящихся в помещении подсудимых, которые обвиняются в отравлении одного купца с целью ограбления. Вдруг взгляд его останавливается на одной девушке. "Не может быть", - говорит Нехлюдов себе. Черные глаза, которые на него смотрят, напоминают герою что-то черное и страшное. Это она, Катюша, которую он увидел впервые, еще будучи студентом третьего курса, когда, готовя сочинение о земельной собственности, провел лето у своих тетушек. Это та самая девушка, в которую он некогда был влюблен, а затем в чаду безумия соблазнил, бросил и никогда больше не вспоминал, поскольку воспоминание обличало гордящегося своей порядочностью юношу. Но он еще не хочет покориться возникшему в нем чувству раскаяния. События представляются лишь неприятной случайностью, которая не может нарушить счастливой сегодняшней жизни.

Суд

Однако суд продолжается, присяжные должны огласить свое решение, повествует Толстой. "Воскресенье", краткое содержание которого вы читаете, продолжается следующим образом. Маслова, невиновная в том, в чем ее подозревали, была признана таковой, так же как и ее товарищи, хотя и с определенными оговорками. Но даже сам председатель удивлен тем, что, оговорив условие "без умысла ограбления", присяжные забывают огласить и другое - "без намерения лишить жизни". По их решению выходит, что Маслова не воровала и не грабила, но тем не менее отравила без всякой видимой цели купца. Ее в результате этой грубой приговаривают к работам на каторге. Описанию судебного процесса посвящены главы с 9 по 11, а также с 19 по 24 первой книги (Лев Толстой, "Воскресение").

Нехлюдову гадко и стыдно, после того как он возвратился домой от своей богатой невесты Мисси Корчагиной (которой очень хочется выйти замуж, а Нехлюдов - подходящая партия), и его воображение очень ясно и живо рисует арестантку с косящими черными глазами. Казавшаяся недавно такой неизбежной и близкой женитьба на Мисси теперь представляется герою абсолютно невозможной. Нехлюдов просит в молитве помочь Господа, и живший в нем Бог просыпается в его сознании. Он ощущает себя способным на все самое лучшее, что только может сделать человек. Особенно герою нравится мысль пожертвовать всем ради своего нравственного удовлетворения и жениться на Масловой.

Свидания с Масловой

Продолжим рассказывать о романе, который написал Толстой - "Воскресенье". Краткое содержание его следующее. Молодой человек добивается свидания с подсудимой и как заученный урок, без интонации говорит ей о том, что хотел бы искупить свой грех и добиться ее прощения. Катюша удивляется: "Что было, то прошло". Герой же ожидает, что, узнав о его раскаянии и намерении служить ей, Маслова умилится и обрадуется. К своему ужасу, он замечает, что прежней Катюши нет, а есть лишь одна только проститутка Маслова. Его пугает и удивляет, что она не только не стыдится своего нынешнего положения проститутки (тогда как положение заключенной кажется ей унизительным), но даже гордится им как полезной и важной деятельностью, ведь ее услуги нужны стольким мужчинам.

В следующий раз, застав ее пьяной при визите в тюрьму, герой сообщает, что, несмотря ни на что, чувствует себя обязанным жениться на ней, чтобы делом искупить свою вину. Катюша отвечает: "Повешусь скорее". Так, в 48 главе первой книги романа, который написал Лев Толстой - "Воскресение", Маслова отказывается выйти замуж. Но Нехлюдов решает служить ей и начинает хлопотать за исправление ошибки и помилование. Он даже отказывается отныне быть поскольку считает суд делом безнравственным и бесполезным. Чувство радости и торжественности нравственного обновления пропадает. Он решает, что не бросит Маслову, не изменит решения жениться на ней, если она сама захочет, однако это ему мучительно и тяжело.

Книга 2

Продолжаем рассказывать о произведении, которое написал Лев Толстой - "Воскресение". Краткое содержание его включает в себя также вторую книгу. События, о которых в ней рассказано, следующие. Нехлюдов отправляется в Петербург, где в сенате будет рассматриваться дело Масловой. В случае неудачи предполагается по совету адвоката подать прошение на имя государя. Если же и это не сработает, необходимо готовиться к поездке в Сибирь за Масловой. Поэтому герой отправляется по принадлежащим ему деревням, чтобы урегулировать отношения с мужиками. Это было не отмененное в 1861 году живое рабство. Не конкретных лиц, а общее рабство малоземельных и безземельных крестьян по отношению к крупным землевладельцам. Нехлюдов понимает, как это жестоко и несправедливо. Еще являясь студентом, он отдал крестьянам землю отца, считая обладание ею столь же тяжким грехом, каким ранее было владение крепостными. Однако наследство, оставленное матерью, вновь поднимает вопрос собственности. Несмотря на предстоящую поездку в Сибирь, для которой нужны деньги, он решает в ущерб себе отдать в аренду за небольшую плату землю крестьянам, дав им возможность не зависеть от землевладельцев вообще. Однако герой видит, что крестьяне ожидают большего, несмотря на благодарственные слова. Он недоволен собой. Чем именно, сказать не может, но Нехлюдову почему-то все время стыдно и грустно.

Петербург

Рассматриваем дальше краткое содержание. "Воскресение" Толстого продолжается следующим образом. После поездки в деревню Нехлюдов испытывает отвращение к среде, в которой жил до сих пор, допускающей страдания миллионов для удовольствия и удобства нескольких людей. В Петербурге к заботе о Масловой добавляются и хлопоты за некоторых других политических, а также сектантов, которых хотят сослать на Кавказ за то, что они неправильно толковали Евангелие. Однажды после многочисленных визитов Нехлюдов просыпается с чувством, как будто совершает какую-то гадость. Его начинают преследовать мысли о том, что нынешние намерения: отдача земли крестьянам, женитьба на Катюше - неосуществимые мечты, неестественные, искусственные, а жить следует так, как было всегда. Однако герой осознает, что теперешняя жизнь для него единственно возможная, а возвращение к старому означает смерть. По прибытии в Москву он передает Масловой решение сената и сообщает о необходимости подготовки к отправлению в Сибирь. Сам герой направляется за ней следом. Вторая книга завершена, так заканчивается ее краткое содержание. "Воскресение" Толстого продолжает третья книга.

Книга 3

Уже около пяти тысяч верст прошла партия, с которой идет заключенная. Часть пути она проходит с уголовными, но Нехлюдов добивается перемещения к политическим, которые лучше поселяются, питаются и подвергаются меньшим грубостям. Такой перевод улучшает положение Катюши еще и тем, что прекращаются приставания к ней мужчин и наконец появляется возможность забыть о прошлом, о котором ей постоянно напоминали.

Двое политических идут рядом с ней: Марья Щетинина, хорошая женщина, а также Владимир Симонсон, сосланный в Якутскую область. Истории этого героя посвящена четвертая глава третьей книги (Толстой, "Воскресенье"). Нынешняя жизнь после роскошной, развратной и изнеженной, которую вела Катюша в последние годы в городе, несмотря на тяжелые условия, кажется ей лучше. При хорошей пище переходы физически укрепляют ее, а общение с товарищами открывает новые интересы в жизни. Таких чудесных людей она не могла себе даже представить.

Новая любовь Масловой

Катюшу любит Владимир Симонсон, и она благодаря женскому чутью скоро догадывается об этом. Сознание, что она способна вызвать любовь в столь необыкновенном человеке, поднимает героиню в собственном мнении, заставляет ее стремиться быть лучше. Симонсон любит ее такой, какая она есть, просто так, в отличие от Нехлюдова, предлагающего брак по великодушию. Когда последний приносит весть о выхлопотанном им помиловании, она решает остаться там, где будет Владимир Иванович Симонсон. Решение Масловой описано в 25 главе 3 "Воскресенье").

Нехлюдов, ощущая потребность остаться одному и обдумать все произошедшее, приезжает в одну из местных гостиниц и долго ходит по номеру. Он больше не нужен Катюше, дело кончено, но мучает его не это, а все зло, которое он видел за последнее время. Нехлюдов осознает его, оно его терзает, требует деятельности. Однако он не видит возможности не то что победить зло, но даже узнать, как это сделать. Последняя, 28-ая, глава 3 книги (роман "Воскресенье", Толстой Л.Н.) посвящена новой жизни Нехлюдова. Герой садится на диван и достает машинально Евангелие, данное одним проезжим англичанином. Открывается 18 глава от Матфея. С тех пор для Нехлюдова начинается совсем другая жизнь. Чем кончится этот новый для него период, неизвестно, поскольку Лев Толстой нам об этом не рассказал.

Вывод

Прочитав произведение, которое написал Толстой - "Воскресенье", краткое содержание его, можно сделать вывод о том, что необходимо разрушить в корне буржуазный "людоедский" строй и освободить народ путем революции. Однако писатель его не делает, поскольку он не понял и не принял революции. Толстой проповедовал идею насилием. Он хотел устыдить представителей господствующих классов, уговорить их отказаться добровольно от богатства и власти.

Роман "Воскресение" Толстого, краткое содержание которого было представлено в этой статье, заканчивается тем, что автор побуждает князя Нехлюдова искать спасения в Евангелие. Однако все содержание романа призывает к другому выводу - к разрушению порочного строя угнетения и насилия народа и замене его справедливым общественным устройством, при котором все люди будут свободными и равными, исчезнут распри, нищета и войны, станет невозможной эксплуатация одного человека другим.

Лев Николаевич Толстой

Воскресение

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Матф. Гл. XVIII. Ст. 21. Тогда Петр приступил к Нему и сказал: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? 22. Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз.

Матф. Гл. VII. Ст. 3. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

Иоанн. Гл. VIII. Ст. 7. …кто из вас без греха, первый брось на нее камень.

Лука. Гл. VI. Ст. 40. Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его.

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, – весна была весною даже и в городе. Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем. Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди – большие, взрослые люди – не переставали обманывать и мучать себя и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, – красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, чтo они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.

Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священным и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта – две женщины и один мужчина. Одна из этих женщин, как самая важная преступница, должна была быть доставлена отдельно. И вот, на основании этого предписания, 28-го апреля в темный вонючий коридор женского отделения, в восемь часов утра, вошел старший надзиратель. Вслед за ним вошла в коридор женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая в кофту с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом с синим кантом. Это была надзирательница.

– Вам Маслову? – спросила она, подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей камер, отворявшихся в коридор.

Надзиратель, гремя железом, отпер замок и, растворив дверь камеры, из которой хлынул еще более вонючий, чем в коридоре, воздух, крикнул:

– Маслова, в суд! – и опять притворил дверь, дожидаясь.

Даже на тюремном дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала на себе, несмотря на привычку к дурному воздуху, пришедшая со двора надзирательница. Она вдруг, входя в коридор, почувствовала усталость, и ей захотелось спать.

– Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! – крикнул старший надзиратель в дверь камеры.

Минуты через две из двери бодрым шагом вышла, быстро повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая женщина в сером халате, надетом на белую кофту и на белую юбку. На ногах женщины были полотняные чулки, на чулках – острожные коты, голова была повязана белой косынкой, из-под которой, очевидно умышленно, были выпущены колечки вьющихся черных волос. Все лицо женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале. Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея, видневшаяся из-за большого воротника халата. В лице этом поражали, особенно на матовой бледности лица, очень черные, блестящие, несколько подпухшие, но очень оживленные глаза, из которых один косил немного. Она держалась очень прямо, выставляя полную грудь. Выйдя в коридор, она, немного закинув голову, посмотрела прямо в глаза надзирателю и остановилась в готовности исполнить все то, что от нее потребуют. Надзиратель хотел уже запереть дверь, когда оттуда высунулось бледное, строгое, морщинистое лицо простоволосой седой старухи. Старуха начала что-то говорить Масловой. Но надзиратель надавил дверь на голову старухи, и голова исчезла. В камере захохотал женский голос. Маслова тоже улыбнулась и повернулась к зарешетенному маленькому оконцу в двери. Старуха с той стороны прильнула к оконцу и хриплым голосом проговорила:

– Пуще всего – лишнего не высказывай, стой на одном, и шабаш.

– Да уж одно бы что, хуже не будет, – сказала Маслова, тряхнув головой.

– Известно, одно, а не два, – сказал старший надзиратель с начальственной уверенностью в собственном остроумии. – За мной, марш!

Видневшийся в оконце глаз старухи исчез, а Маслова вышла на середину коридора и быстрыми мелкими шагами пошла вслед за старшим надзирателем. Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями. Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом бумагу и, указав на арестантку, сказал:

Солдат – нижегородский мужик с красным, изрытым оспою лицом – положил бумагу за обшлаг рукава шинели и, улыбаясь, подмигнул товарищу, широкоскулому чувашину, на арестантку. Солдаты с арестанткой спустились с лестницы и пошли к главному выходу.

В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив через порог калитки на двор, солдаты с арестанткой вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.

Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «Вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты, и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.

Чувствуя направленные на себя взгляды, арестантка незаметно, не поворачивая головы, косилась на тех, кто смотрел на нее, и это обращенное на нее внимание веселило ее. Веселил ее тоже чистый, сравнительно с острогом, весенний воздух, но больно было ступать по камням отвыкшими от ходьбы и обутыми в неуклюжие арестантские коты ногами, и она смотрела себе под ноги и старалась ступать как можно легче. Проходя мимо мучной лавки, перед которой ходили, перекачиваясь, никем не обижаемые голуби, арестантка чуть не задела ногою одного сизяка; голубь вспорхнул и, трепеща крыльями, пролетел мимо самого уха арестантки, обдав ее ветром. Арестантка улыбнулась и потом тяжело вздохнула, вспомнив свое положение.

Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)

Лев Толстой
Воскресение

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2017

Сайт издательства www.veche.ru

Лев Николаевич Толстой

Картины и чертежи Толстого

Лев Толстой (1828–1910) так долго жил, столько всего написал, столько разного наговорил, что все сказанное о нем и его творчестве может быть более-менее аргументированно опровергнуто. И тем не менее.

Последний, третий, роман Толстого «Воскресение» поражает своим механическим сочетанием мощного реалистического полотна с горячей, но плоской публицистикой. Как если бы на живописную картину оказался нанесен чертеж, линейная схема композиции. По-разному и по отдельности интересно то и другое.

Толстой изначально являлся в равной степени прирожденным художником слова и мучеником рассудка, что очевидно уже в его дебютных повестях о детстве-отрочестве-юности. Вероятно, подтолкнуло развитие будущего писателя в этом направлении раннее сиротство, когда детей Толстых их родня неоднократно передавала с рук на руки. А подстегнуло чтение взрослых книг – в особенности французских просветителей и рационалистов XVIII века, определивших дух и характер истории Нового времени. Присущая им независимость суждений, критика существующего порядка вещей и социальной несправедливости, вера в благость природы и всесилие разума, педагогика самосовершенствования сформировали мировоззрение Толстого. Его кумиром и поводырем в духовных исканиях сделался Жан-Жак Руссо, чей портрет в медальоне он в юные годы носил на груди рядом с ладанкой. Литературный талант Толстого всячески сопротивлялся его предрасположенности к доктринерству и нравоучениям, матеревшей по мере старения. Но эта же предрасположенность способствовала развитию его аналитических способностей. Беспощадная борьба двух противоположных влечений продолжалась в сердце, сознании и творчестве писателя на протяжении всей жизни. Он уже стыдился собственных романов, заклеймил Шекспира как соблазнителя человечества и неумеху, настаивал на антагонизме Красоты и Добра… и при этом на закате жизни продолжал сочинять одно из своих вершинных произведений – повесть о Хаджи-Мурате!

Прав был Ленин, восхитившийся: «Экий матёрый человечище!» – и гениально доказательно окрестивший Толстого «зеркалом русской революции». После третьей революции, Октябрьской, оба определения уже не требовали доказательств, с чем согласились не только философ Бердяев и историк церкви Флоровский. Подобно Руссо и Вольтеру, Толстой подготовил и разрыхлил – вспахал! – почву для социальной революции невиданных масштабов. Обладая темпераментом ересиарха, своей сектантской аргументацией, антиисторизмом, правовым нигилизмом, верой в возможность построения царства божественной справедливости на земле он заразил множество русских людей, не имевших ничего общего с учением толстовства, однако не умевших думать самостоятельно и полагавшихся на моральный авторитет так называемых властителей дум.

И при всем том невозможно отрицать здравое евангельское, хочешь не хочешь, зерно в учении Толстого и его апелляциях к совести и рассудку каждого из нас. Кто захотел, тот расслышал призыв поискать «бревно в собственном глазу», а толстовский принцип «непротивления злу силой» применили Ганди и Мартин Лютер Кинг и подтвердили его действенность в некоторых случаях. Вот ведь в чем фокус.

Намерение написать еще один роман у Толстого, зарекшегося сочинять романы, возникло под впечатлением от судебного казуса, о котором рассказал ему знаменитый адвокат Кони. Один из присяжных заседателей неожиданно узнал в подсудимой соблазненную и брошенную им когда-то девушку. А за Толстым водились подобные грехи в молодости, и он с ужасом осознал, что сам вполне мог бы оказаться в ситуации такого присяжного. Пушкин, Тургенев, Бунин не видели в связях дворян с дворовыми девушками или крестьянками никакого криминала. Боготворимый Толстым Руссо признается в «Исповеди», что своих незаконнорожденных детей немедленно сдавал в сиротские приюты, подальше от греха, аргументируя это самыми высокоморальными соображениями. Но для Толстого, пережившего после «Анны Карениной» духовный перелом и нравственное перерождение, такого рода снисходительность к себе была немыслима. Она означала бы крах его личности и совершенное его поражение как художника и мыслителя.

Хотя на самом деле Толстой, что называется, заметал следы, признаваясь в меньшем и давнем прегрешении, чтобы скрыть от самого себя куда более весомые причины своего громко заявленного перерождения, связанные с обстоятельствами не очень удачно сложившейся семейной жизни, становившейся с годами все более невыносимой и разрешившейся побегом из Ясной Поляны. И его «Воскресение» являлось всего лишь подготовкой к этому побегу.

Поначалу Толстой собирался ограничиться написанием «конневской повести» (рабочее название для истории, услышанной от Кони). Но замысел постепенно стал разрастаться благодаря вторжению в него и подключению все новых мотивов, тем и сфер.

В XIX веке так называемый половой вопрос терзал людей не меньше, чем пресловутый жилищный в XX веке, когда половой вопрос и сословное неравенство утратили у нас прежнюю остроту. «Воскресение» – где-то между «Анной Карениной» и «Крейцеровой сонатой» – и «про это» тоже. Но в не меньшей степени это роман о социальной несправедливости, судопроизводстве, армии, институте церкви, системе уголовных наказаний в царской России и многом другом.

И Толстой, как писатель реалистической школы, не пожалел усилий для более близкого знакомства с тем, о чем имел приблизительное представление. Он с большим усердием посещал судебные заседания и камеры Бутырской тюрьмы, сопровождал шествие под конвоем приговоренных арестантов от тюрьмы до вокзала (когда от одной только нестерпимой жары погибло как-то пятеро из них, как говорится в авторском примечании), разговаривал с людьми, вникал. Соответственно, и главного героя своего романа Толстой отправил по пути жен декабристов и Сони Мармеладовой в далекую Сибирь вслед за каторжниками – искупать общую вину всех перед всеми. В конце романа его Нехлюдов читает Евангелие от Матфея, весьма вольно перетолкованное автором, и уповает на воскресение своей души. Ровно так же, как Раскольников, между прочим.

Великие люди, в том числе великие писатели, существуют не для того, чтобы дружно поклоняться им, а чтобы, узнав их с максимальной достоверностью и сочувствием, начать лучше понимать самих себя.


Игорь Клех

Часть первая

Матф. Гл. XVIII. Ст. 21. Тогда Петр приступил к нему и сказал: господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз? 22. Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз.

Матф. Гл. VII. Ст. 3. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

Иоанн. Гл. VIII. Ст. 7. …кто из вас без греха, первый брось на нее камень.

Лука. Гл. VI. Ст. 40. Ученик не бывает выше своего учителя; но и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его.

I

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтобы ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, – весна была весною даже и в городе. Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней, и березы, тополи, черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья, липы надували лопавшиеся почки; галки, воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда, и мухи жужжали у стен, пригретые солнцем. Веселы были и растения, и птицы, и насекомые, и дети. Но люди – большие, взрослые люди – не переставали обманывать и мучать себя и друг друга. Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, – красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, что они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.

Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священным и важным то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта – две женщины и один мужчина. Одна из этих женщин, как самая важная преступница, должна была быть доставлена отдельно. И вот, на основании этого предписания, 28-го апреля в темный вонючий коридор женского отделения, в восемь часов утра, вошел старший надзиратель. Вслед за ним вошла в коридор женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами, одетая в кофту с рукавами, обшитыми галунами, и подпоясанную поясом с синим кантом. Это была надзирательница.

– Вам Маслову? – спросила она, подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей камер, отворявшихся в коридор.

Надзиратель, гремя железом, отпер замок и, растворив дверь камеры, из которой хлынул еще более вонючий, чем в коридоре, воздух, крикнул:

– Маслова, в суд! – и опять притворил дверь, дожидаясь.

Даже на тюремном дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала на себе, несмотря на привычку к дурному воздуху, пришедшая со двора надзирательница. Она вдруг, входя в коридор, почувствовала усталость, и ей захотелось спать.

– Живей, что ль, поворачивайся там, Маслова, говорю! – крикнул старший надзиратель в дверь камеры.

Минуты через две из двери бодрым шагом вышла, быстро повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая женщина в сером халате, надетом на белую кофту и на белую юбку. На ногах женщины были полотняные чулки, на чулках – острожные коты, голова была повязана белой косынкой, из-под которой, очевидно умышленно, были выпущены колечки вьющихся черных волос. Все лицо женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале. Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея, видневшаяся из-за большого воротника халата. В лице этом поражали, особенно на матовой бледности лица, очень черные, блестящие, несколько подпухшие, но очень оживленные глаза, из которых один косил немного. Она держалась очень прямо, выставляя полную грудь. Выйдя в коридор, она, немного закинув голову, посмотрела прямо в глаза надзирателю и остановилась в готовности исполнить все то, что от нее потребуют. Надзиратель хотел уже запереть дверь, когда оттуда высунулось бледное, строгое, морщинистое лицо простоволосой седой старухи. Старуха начала что-то говорить Масловой. Но надзиратель надавил дверь на голову старухи, и голова исчезла. В камере захохотал женский голос. Маслова тоже улыбнулась и повернулась к зарешетенному маленькому оконцу в двери. Старуха с той стороны прильнула к оконцу и хриплым голосом проговорила:

– Пуще всего – лишнего не высказывай, стой на одном, и шабаш.

– Да уж одно бы что, хуже не будет, – сказала Маслова, тряхнув головой.

– Известно, одно, а не два, – сказал старший надзиратель с начальственной уверенностью в собственном остроумии. – За мной, марш!

Видневшийся в оконце глаз старухи исчез, а Маслова вышла на середину коридора и быстрыми мелкими шагами пошла вслед за старшим надзирателем. Они спустились вниз по каменной лестнице, прошли мимо еще более, чем женские, вонючих и шумных камер мужчин, из которых их везде провожали глаза в форточках дверей, и вошли в контору, где уже стояли два конвойных солдата с ружьями. Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом бумагу и, указав на арестантку, сказал:

Солдат – нижегородский мужик с красным, изрытым оспою лицом – положил бумагу за обшлаг рукава шинели и, улыбаясь, подмигнул товарищу, широкоскулому чувашину, на арестантку. Солдаты с арестанткой спустились с лестницы и пошли к главному выходу.

В двери главного выхода отворилась калитка, и, переступив через порог калитки на двор, солдаты с арестанткой вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.

Извозчики, лавочники, кухарки, рабочие, чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку; иные покачивали головами и думали: «Вот до чего доводит дурное, не такое, как наше, поведение». Дети с ужасом смотрели на разбойницу, успокаиваясь только тем, что за ней идут солдаты и она теперь ничего уже не сделает. Один деревенский мужик, продавший уголь и напившийся чаю в трактире, подошел к ней, перекрестился и подал ей копейку. Арестантка покраснела, наклонила голову и что-то проговорила.

Чувствуя направленные на себя взгляды, арестантка незаметно, не поворачивая головы, косилась на тех, кто смотрел на нее, и это обращенное на нее внимание веселило ее. Веселил ее тоже чистый, сравнительно с острогом, весенний воздух, но больно было ступать по камням отвыкшими от ходьбы и обутыми в неуклюжие арестантские коты ногами, и она смотрела себе под ноги и старалась ступать как можно легче. Проходя мимо мучной лавки, перед которой ходили, перекачиваясь, никем не обижаемые голуби, арестантка чуть не задела ногою одного сизяка; голубь вспорхнул и, трепеща крыльями, пролетел мимо самого уха арестантки, обдав ее ветром. Арестантка улыбнулась и потом тяжело вздохнула, вспомнив свое положение.

II

История арестантки Масловой была очень обыкновенная история. Маслова была дочь незамужней дворовой женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода.

Так умерло пять детей. Всех их крестили, потом не кормили, и они умирали. Шестой ребенок, прижитый от проезжего цыгана, была девочка, и участь ее была бы та же, но случилось так, что одна из двух старых барышень зашла в скотную, чтобы сделать выговор скотницам за сливки, пахнувшие коровой. В скотной лежала родильница с прекрасным здоровым младенцем. Старая барышня сделала выговор и за сливки и за то, что пустили родившую женщину в скотную, и хотела уже уходить, как, увидав ребеночка, умилилась над ним и вызвалась быть его крестной матерью. Она и окрестила девочку, а потом, жалея свою крестницу, давала молока и денег матери, и девочка осталась жива. Старые барышни так и называли ее «спасенной».

Ребенку было три года, когда мать ее заболела и умерла. Бабка-скотница тяготилась внучкой, и тогда старые барышни взяли девочку к себе. Черноглазая девочка вышла необыкновенно живая и миленькая, и старые барышни утешались ею.

Старых барышень было две: меньшая, подобрее – Софья Ивановна, она-то и крестила девочку, и старшая, построже – Марья Ивановна. Софья Ивановна наряжала, учила девочку читать и хотела сделать из нее воспитанницу. Марья Ивановна говорила, что из девочки надо сделать работницу, хорошую горничную, и потому была требовательна, наказывала и даже бивала девочку, когда бывала не в духе. Так между двух влияний из девочки, когда она выросла, вышла полугорничная, полувоспитанница. Ее и звали так средним именем – не Катька и не Катенька, а Катюша. Она шила, убирала комнаты, чистила мелом образа, жарила, молола, подавала кофе, делала мелкие постирушечки и иногда сидела с барышнями и читала им.

За нее сватались, но она ни за кого не хотела идти, чувствуя, что жизнь ее с теми трудовыми людьми, которые сватались за нее, будет трудна ей, избалованной сладостью господской жизни.

Так жила она до шестнадцати лет. Когда же ей минуло шестнадцать лет, к ее барышням приехал их племянник-студент, богатый князь, и Катюша, не смея ни ему, ни даже себе признаться в этом, влюбилась в него. Потом через два года этот самый племянник заехал по дороге на войну к тетушкам, пробыл у них четыре дня и накануне своего отъезда соблазнил Катюшу и, сунув ей в последний день сторублевую бумажку, уехал. Через пять месяцев после его отъезда она узнала наверное, что она беременна.

С тех пор ей все стало постыло, и она только думала о том, как бы ей избавиться от того стыда, который ожидал ее, и она стала не только неохотно и дурно служить барышням, но, сама не знала, как это случилось, – вдруг ее прорвало. Она наговорила барышням грубостей, в которых сама потом раскаивалась, и попросила расчета.

И барышни, очень недовольные ею, отпустили ее. От них она поступила горничной к становому, но могла прожить там только три месяца, потому что становой, пятидесятилетний старик, стал приставать к ней, и один раз, когда он стал особенно предприимчив, она вскипела, назвала его дураком и старым чертом и так толкнула в грудь, что он упал. Ее прогнали за грубость. Поступать на место было не к чему, скоро надо было родить, и она поселилась у деревенской вдовы-повитухи, торговавшей вином. Роды были легкие. Но повитуха, принимавшая на деревне у больной женщины, заразила Катюшу родильной горячкой, и ребенка, мальчика, отправили в воспитательный дом, где ребенок, как рассказывала возившая его старуха, тотчас же по приезде умер.

Всех денег у Катюши, когда она поселилась у повитухи, было сто двадцать семь рублей: двадцать семь – зажитых и сто рублей, которые дал ей ее соблазнитель. Когда же она вышла от нее, у нее осталось всего шесть рублей. Она не умела беречь деньги и на себя тратила и давала всем, кто просил. Повитуха взяла у нее за прожитье – за корм и за чай – за два месяца сорок рублей, двадцать пять рублей пошли за отправку ребенка, сорок рублей повитуха выпросила себе взаймы на корову, рублей двадцать разошлись так – на платья, на гостинцы, так что, когда Катюша выздоровела, денег у нее не было, и надо было искать места. Место нашлось у лесничего. Лесничий был женатый человек, но, точно так же как и становой, с первого же дня начал приставать к Катюше. Он был противен Катюше, и она старалась избегать его. Но он был опытнее и хитрее ее, главное – был хозяин, который мог посылать ее куда хотел, и, выждав минуту, овладел ею. Жена узнала и, застав раз мужа одного в комнате с Катюшей, бросилась бить ее. Катюша не далась, и произошла драка, вследствие которой ее выгнали из дома, не заплатив зажитое. Тогда Катюша поехала в город и остановилась там у тетки. Муж тетки был переплетчик и прежде жил хорошо, а теперь растерял всех давальщиков и пьянствовал, пропивая все, что ему попадало под руку.

Тетка же держала маленькое прачечное заведение и этим кормилась с детьми и поддерживала пропащего мужа. Тетка предложила Масловой поступить к ней в прачки. Но, глядя на ту тяжелую жизнь, которую вели женщины-прачки, жившие у тетки, Маслова медлила и отыскивала в конторах место в прислуги. И место нашлось у барыни, жившей с двумя сыновьями-гимназистами. Через неделю после ее поступления старший, усатый, шестого класса гимназист, бросил учиться и не давал покою Масловой, приставая к ней. Мать обвинила во всем Маслову и разочла ее. Нового места не выходило, но случилось так, что, придя в контору, поставляющую прислуг, Маслова встретила там барыню в перстнях и браслетах на пухлых голых руках. Барыня эта, узнав про положение Масловой, ищущей места, дала ей свой адрес и пригласила к себе. Маслова пошла к ней. Барыня ласково приняла ее, угостила пирожками и сладким вином и послала куда-то свою горничную с запиской. Вечером в комнату вошел высокий человек с длинными седеющими волосами и седой бородой; старик этот тотчас же подсел к Масловой и стал, блестя глазами и улыбаясь, рассматривать ее и шутить с нею. Хозяйка вызвала его в другую комнату, и Маслова слышала, как хозяйка говорила: «Свеженькая, деревенская». Потом хозяйка вызвала Маслову и сказала, что это писатель, у которого денег очень много и который ничего не пожалеет, если она ему понравится. Она понравилась, и писатель дал ей двадцать пять рублей, обещая часто видаться с нею. Деньги вышли очень скоро на уплату зажитого у тетки и на новое платье, шляпку и ленты. Через несколько дней писатель прислал за нею в другой раз. Она пошла. Он дал ей еще двадцать пять рублей и предложил переехать в отдельную квартиру.

Живя на квартире, нанятой писателем, Маслова полюбила веселого приказчика, жившего на том же дворе. Она сама объявила об этом писателю, и она перешла на отдельную маленькую квартиру. Приказчик же, обещавший жениться, уехал, ничего не сказав ей и, очевидно, бросив ее, в Нижний, и Маслова осталась одна. Она хотела было жить одна на квартире, но ей не позволили. И околоточный сказал ей, что она может жить так, только получив желтый билет и подчинившись осмотру. Тогда она пошла опять к тетке. Тетка, видя на ней модное платье, накидку и шляпу, с уважением приняла ее и уже не смела предлагать ей поступить в прачки, считая, что она теперь стала на высшую ступень жизни. И для Масловой теперь уже и не было вопроса о том, поступить или не поступить в прачки. Она с соболезнованием смотрела теперь на ту каторжную жизнь, которую вели в первых комнатах бледные, с худыми руками прачки, из которых некоторые уже были чахоточные, стирая и гладя в тридцатиградусном мыльном пару с открытыми летом и зимой окнами, и ужасалась мысли о том, что и она могла поступить в эту каторгу.

И вот в это-то время, особенно бедственное для Масловой, так как не попадался ни один покровитель, Маслову разыскала сыщица, поставляющая девушек для дома терпимости.

Маслова курила уже давно, но в последнее время связи своей с приказчиком и после того, как он бросил ее, она все больше и больше приучалась пить. Вино привлекало ее не только потому, что оно казалось ей вкусным, но оно привлекало ее больше всего потому, что давало ей возможность забывать все то тяжелое, что она пережила, и давало ей развязность и уверенность в своем достоинстве, которых она не имела без вина. Без вина ей всегда было уныло и стыдно.

Сыщица сделала угощение для тетки и, напоив Маслову, предложила ей поступить в хорошее, лучшее в городе заведение, выставляя перед ней все выгоды и преимущества этого положения. Масловой предстоял выбор: или унизительное положение прислуги, в котором наверное будут преследования со стороны мужчин и тайные временные прелюбодеяния, или обеспеченное, спокойное, узаконенное положение и явное, допущенное законом и хорошо оплачиваемое постоянное прелюбодеяние, и она избрала последнее. Кроме того, она этим думала отплатить и своему соблазнителю, и приказчику, и всем людям, которые ей сделали зло. Притом же соблазняло ее и было одной из причин окончательного решения то, что сыщица сказала ей, что платья она может заказывать себе какие только пожелает, – бархатные, фаи, шелковые, бальные с открытыми плечами и руками. И когда Маслова представила себе себя в ярко-желтом шелковом платье с черной бархатной отделкой – декольте, она не могла устоять и отдала паспорт. В тот же вечер сыщица взяла извозчика и свезла ее в знаменитый дом Китаевой.

И с тех пор началась для Масловой та жизнь хронического преступления заповедей божеских и человеческих, которая ведется сотнями и сотнями тысяч женщин не только с разрешения, но под покровительством правительственной власти, озабоченной благом своих граждан, и кончается для девяти женщин из десяти мучительными болезнями, преждевременной дряхлостью и смертью.

Утром и днем тяжелый сон после оргии ночи. В третьем, четвертом часу усталое вставанье с грязной постели, зельтерская вода с перепоя, кофе, ленивое шлянье по комнатам в пеньюарах, кофтах, халатах, смотренье из-за занавесок в окна, вялые перебранки друг с другом; потом обмывание, обмазывание, душение тела, волос, примериванье платьев, споры из-за них с хозяйкой, рассматриванье себя в зеркало, подкрашивание лица, бровей, сладкая, жирная пища; потом одеванье в яркое шелковое, обнажающее тело платье; потом выход в разукрашенную, ярко освещенную залу, приезд гостей, музыка, танцы, конфеты, вино, куренье и прелюбодеяния с молодыми, средними, полудетьми и разрушающимися стариками, холостыми, женатыми, купцами, приказчиками, армянами, евреями, татарами, богатыми, бедными, здоровыми, больными, пьяными, трезвыми, грубыми, нежными, военными, штатскими, студентами, гимназистами – всех возможных сословий, возрастов и характеров. И крики и шутки, и драки и музыка, и табак и вино, и вино и табак, и музыка с вечера и до рассвета. И только утром освобождение и тяжелый сон. И так каждый день, всю неделю. В конце же недели поездка в государственное учреждение – участок, где находящиеся на государственной службе чиновники, доктора – мужчины, иногда серьезно и строго, а иногда с игривой веселостью, уничтожая данный от природы для ограждения от преступления не только людям, но и животным стыд, осматривали этих женщин и выдавали им патент на продолжение тех же преступлений, которые они совершали с своими сообщниками в продолжение недели. И опять такая же неделя. И так каждый день, и летом и зимой, и в будни и в праздники.

Так прожила Маслова семь лет. За это время она переменила два дома и один раз была в больнице. На седьмом году ее пребывания в доме терпимости и на восьмом году после первого падения, когда ей было двадцать шесть лет, с ней случилось то, за что ее посадили в острог и теперь вели на суд, после шести месяцев пребывания в тюрьме с убийцами и воровками.

Роман Льва Николаевича Толстого «Воскресение» был написан в 90-х годах 19-го столетия. Уже в самом его начале над укоренившимися в человеке злом и пороками доминирует торжество жизни: люди стараются изуродовать землю, на которой живут, но все, наоборот, расцветает и дышит весною: «Солнце грело, трава, оживая, росла и зеленела везде, где только не соскребли ее, не только на газонах бульваров, но и между плитами камней…»

Только в сердце Екатерины Масловой, героини, с которой мы знакомится с первых страниц произведения, было темно и неуютно. Также темно, как и в тюрьме, откуда она вышла, чтобы в сопровождении строгих солдат идти на суд. Казалось бы, странно – молодая, красивая девушка – и уже преступница, на которую с опаской оглядываются прохожие. Но этому предшествовали определенные – печальные – обстоятельства.

Детство Катюши было безоблачным только до 16 лет. В принципе, она была круглой сиротой и воспитывалась у двух барышень, родных сестер – Софьи Ивановны и Марьи Ивановны. Общими усилиями они учили девочку работать по дому, читать. А в 16 лет приехал племянник, который был студентом и богатым князем. Катя влюбилась в парня, а он, нагло воспользовавшись ею, соблазнил и при этом еще дал денег.

С тех пор жизнь Масловой пошла по наклонной: от родильной горячки умер новорожденный ребенок девушки, ища пристанища, она попадала к непорядочным людям, которые за деньги имели с ней интимную связь и наконец, Екатерина оказалась в доме терпимости. Семь лет кошмарной жизни с издевательствами клиентов, драками, несносным запахом от табака и бесконечным прелюбодеянием…

А теперь пришло время проследить далее сложившуюся судьбу самого виновника несчастий Масловой – того самого соблазнившего её десять лет назад князя Дмитрия Ивановича Нехлюдова. Ему предстоит жениться на дочери Корчагиных – людей влиятельных и богатых. Но и это событие омрачает одно обстоятельство: недавняя связь с замужней женщиной. Перед Нехлюдовым предстала дилемма: жениться или не жениться на Корчагиной. Мария (которой, как во всех семьях известного круга дали прозвище Мисси) была девушкой порядочной и ценила достоинства Дмитрия, и это свидетельствовало в пользу женитьбы. Среди аргументов «против» был возраст (Мисси уже перевалило за 27).

Исполняя общественную обязанность, Нехлюдов уехал, чтобы поучаствовать в суде присяжных. Слушалось дело об отравлении, и вдруг в одной из подсудимых Дмитрий узнал её – Катю Маслову, в которую когда-то был влюблен и с которой поступил подло и непорядочно. Председатель задавал стандартные вопросы, и вскоре суду стала известна краткая история её жизни. После долгих формальностей – перечисления свидетелей, решения об эксперте и докторе, чтения обвинительного акта – стало ясно, что же произошло. В гостинице «Мавритания» внезапно умер приезжий купец – Ферапонт Емельянович Смельков.

Сначала думали, что причиной смерти стало чрезмерное употребление алкоголя, вызвавшее разрыв сердца, но вскоре выяснилось, что купца отравили. Цель была самой банальной: похищение крупной суммы денег, полученных Смельковым в банке. Весь день и всю ночь накануне смерти купец провел с проституткой Масловой. Согласно обвинению, именно она, имея доступ к деньгам и желая заполучить их, дала выпить Смелькову коньяк, в который был подмешан белый порошок, что и вызвало смерть потерпевшего. Кроме того, был украден дорогой перстень.

Подельники Екатерины отрицали свою вину, и, в конце концов, Маслова была приговорена к четырем годам каторжных работ. Справедливо ли? Конечно, нет. Ведь и сама Маслова твердила, как заведенная: «Не брала, не брала, не брала, а перстень мне он сам дал». Порошок же, по утверждению подсудимой, она подсыпала, но думала, что это снотворное. Как бы там ни было, а жизнь Екатерины была перечеркнута. Но виноват ли изначально и всецело в этом Нехлюдов? Он вспоминал их первые невинные прикосновения, свою пылкую влюбленность и становилось понятно: если бы решающую роль не сыграла разница между его и её происхождением, если бы в своем сердце он осознал, что все-таки любит черноглазую Катюшу, все могло быть по-другому.

Тогда, во время первой их разлуки, он простился с нею и поблагодарил за все хорошее. Затем на протяжении трех лет молодой человек не приезжал к тетушкам, и за это время его характер сильно изменился в худшую сторону. Из невинного, честного и самоотверженного юноши Нехлюдов превратился в развращенного эгоиста, думающего только о себе. Страшная перемена произошла с Дмитрием именно потому, что он перестал верить своему сердцу и стал доверять другим – и привела к тяжелейшим последствиям. Особенно развратила Нехлюдова военная служба.

Заметила ли эти перемены Катя? Нет. Сердце её было преисполнено все той же любовью, и, когда молодой человек спустя время появился у тетушек в пасхальные праздники, она смотрела на него радостно и восторженно. До того самого момента, когда Дмитрий после заутрени поцеловал её в коридоре. Уже тогда над Катей нависла опасность быть соблазненной, и она, чувствуя неладное, противилась этому. Будто Дмитрий пытался разбить что-то бесконечно драгоценное.

А затем наступила та роковая ночь, ставшая точкой отсчета в новой, опороченной жизни, полной горечи и разочарований. Нехлюдов, мучимый угрызениями совести, уехал, а несчастная и обесчещенная девушка осталась – с деньгами в 100 рублей, которые, прощаясь, дал князь, и большой раной в сердце…

Цитаты из книги “Воскресение”

Одно из самых обычных и распространённых суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определённые свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д. Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умён, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он добрый или умный, а про другого, что он злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно.

Люди как реки: вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая… Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одни, иногда другие и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь одним и самим собою.

Мне всегда ужасно-ужасно больно бывает думать, что люди, мнением которых я дорожу, смешивают меня с тем положением, в котором я нахожусь.

Все люди и живут и действуют отчасти по своим мыслям, отчасти по мыслям других людей. В том, насколько люди живут по своим мыслям и насколько по мыслям других людей, состоит одно из главных различий людей между собою.

Два года не писал дневника и думал, что никогда уже не вернусь к этому ребячеству. А это было не ребячество, а беседа с собой, с тем истинным, божественным собой, которое живет в каждом человеке. Всё время этот Я спал, и мне не с кем было беседовать.

В любви между мужчиной и женщиной бывает всегда одна минута, когда любовь доходит до своего зенита, когда нет в ней ничего сознательного, рассудочного и нет ничего чувственного.

Приговор к каторге и последующее преобразование жизни Дмитрия

После приговора к каторжным работам, в котором частично был виновен Нехлюдов, потому что как присяжный во время своей речи упустил важные слова «…но без намерения причинить смерть…», благодаря чему женщина могла бы быть оправдана, Дмитрий Иванович принялся исправлять ошибку. Он осознал себя негодяем и мерзавцем и понял, что просто необходимо разорвать отношения со своей нынешней невестой Мисси, сознаться обманутому мужу Марии Васильевны в том, что жена изменяла ему с ним в общем, привести в порядок свою жизнь и повиниться перед теми, кому он причинил зло. Нехлюдов помолился Богу, прося Его помочь, научить и вселиться в него. И душа Дмитрия очистилась от скверны – и пробудилась к новой жизни.

Да, Дмитрий Иванович изменился, и целью его стало лишь одно: помочь несправедливо осужденной девушке. Он сдал квартиру и горел желанием увидеть Маслову в тюрьме. И ожидаемое, а одновременно пугающее Нехлюдова свидание состоялось. Они стояли напротив друг друга разделенные решеткой, и Маслова не узнавала его. Затем женщина поняла, наконец, кто это, но шум из-за других арестантов и посетителей мешал им общаться, и Масловой разрешили выйти в отдельную комнату. Дмитрий снова стал просить прощения, однако Екатерина вела себя так, будто не понимала, чего от неё хотят, попросила только денег: десять рублей. А он желал одного: чтобы Маслова стала такою, какою он её знал прежде. И для этого готов был приложить усилия.

Во время второго свидания решительный молодой человек все же сказал Екатерине о намерении жениться на ней, но это вызвало неожиданную реакцию: «Не будет этого никогда!» Слова «мной в этой жизни услаждался, мной же хочешь и на том свете спастись» больно резанули слух, но Нехлюдов сдаваться не хотел.

Кроме того, на протяжении всей этой истории с Масловой он старался помочь и другим арестантам: старушке и её сыну Меньшиковым, совершенно несправедливо обвиненным в поджоге, ста тридцати заключенным, содержавшимся под стражей из-за просроченных паспортов, политическим заключенным, в частности революционерке Вере Ефремовне и её знакомой Шустовой. Чем глубже вникал в дела заключенных Дмитрий Иванович, тем отчетливее понимал ту глобальную несправедливость, которая пропитала все слои общества. Он поехал в село Кузьминское, где было большое имение, и вдруг принял неожиданное для управляющего решение: отдать землю крестьянам в пользование за невысокую плату. То же он сделал и в имении, доставшемся по наследству от тетушек.

Интересен эпизод, когда Нехлюдов, видя безмерную бедность сельчан, стал сочувствовать им: заходил в убогие избы, спрашивал крестьян о жизни, беседовал с деревенскими мальчиками, которые бесхитростно отвечали ему на вопросы: «Кто у вас самый бедный?»

Барин всей душою осознал, какой вред бедным крестьянам от того, что владеют землей богатые. Он давал деньги просящим, но таких людей становилось все больше, и Дмитрий Иванович уехал в город – опять же, для того, чтобы хлопотать о деле Масловой. Там он вновь встретился с адвокатом. Весь ужас несправедливости, царящей в судебных инстанциях, стал открываться перед Нехлюдовым по мере того, как этот человек рассказывал леденящие душу подробности: в неволе содержится много невиновных, и даже за чтение Евангелия могут сослать в Сибирь, а за толкование его, не соответствующее канонам православной церкви, – приговорить к каторжным работам. Как такое возможно? – задавался вопросом Дмитрий. Увы, жестокая реальность преподавала свои суровые уроки.

Екатерину Дмитрий застал в больнице. Её по просьбе Нехлюдова все-таки перевели туда сиделкой. Он был тверд в своем намерении жениться на этой обездоленной женщине.

Увы, как ни пытался Дмитрий содействовать пересмотру дела, все-таки сенат утвердил решение суда. И об этом наш герой романа, приехав в Москву, поспешил сказать Екатерине (которая находилась не в больнице, а в замке, потому что якобы стала крутить любовь с фельдшером). На известие о предстоящей каторге она отреагировала так, как будто ожидала такого исхода. Нехлюдов же был оскорблен её изменой. В нем боролись два чувства: уязвленной гордости и жалости к страдающей женщине. И вдруг Дмитрий почувствовал себя более виноватым перед Екатериной. Он понял, что ничто не изменит его решения ехать в Сибирь, потому что любит он Екатерину не для себя, а для Бога и для неё.

Между тем, Катю в отношениях с фельдшером обвиняли несправедливо, напротив, когда он пытался было приставать, женщина оттолкнула его. Маслова уже вновь любила Нехлюдова и старалась исполнять его желания: перестала курить, пить, кокетничать. Поэтому то, что Дмитрий стал думать о ней плохо, огорчило Екатерину даже больше, чем известие о каторге.

А Нехлюдов улаживал свои дела, готовясь к предстоящей поездке в Сибирь. Отправка партии заключенных, в которой шла Маслова, была назначена на начало июля. Перед отъездом повидавшись с сестрой, Дмитрий Иванович отправился в путь. Страшное зрелище представляло собой шествие ссыльных по городу: мужчины и молодые, и старые, в кандалах, серых штанах и халатах, женщины с мешками за плечами, некоторые из которых несли грудных детей. Среди таковых были даже беременные, они еле волочили ноги. Нехлюдов шел неподалеку от партии, затем сел на извозчика, заехал в трактир. А когда возвращался, увидел умирающего арестанта, над которым склонились городовой, приказчик, конвойный и еще несколько человек. Это было ужасное зрелище. Дмитрий вновь осознал, как безмерно тяжела участь тех, кого называют «каторжные». Но это был только первый, скончавшийся от невыносимых условий человек.

«Взаимная любовь между людьми есть основной человеческий закон» – думал Нехлюдов. – С ними можно обращаться с пользой и без вреда только тогда, когда любишь. Только позволь обращаться с ними без любви, и нет пределов жестокости и зверству».

На протяжении поездки Нехлюдову удалось добиться перевода Масловой к политическим заключенным. Сам он поначалу ехал в другом поезде – вагоне третьего класса, вместе с прислугой, фабричными, мастеровыми и другими людьми низшего сословия. А Катерине жизнь с политическими показалась несравненно лучшей, чем с уголовниками. Она восхищалась своими новыми товарищами и особенно привязалась к Марье Павловне, ставшей революционеркой из сочувствия к простым людям.

А еще Катя полюбила Симонсона. Это был человек, действующий в силу своих собственных умозаключений. Он был против казней, войн и всякого убийства – даже животных, потому что считал преступлением уничтожать живое. Этот человек с уникальным мышлением тоже полюбил Маслову – и не ради жертвы и по великодушию, как Нехлюдов, а такою, какою она есть. Как гром среди ясного неба прозвучало признание Симонсона Нехлюдову: «Я хотел бы жениться на Екатерине…» Он так же, как и Дмитрий, хотел облегчить участь Масловой, которую любил как редкого и много страдающего человека.

Отчасти Дмитрий почувствовал себя свободным от обещания, данного Кате. Обрадовало его еще одно известие: друг Селенин прислал письмо с копией о помиловании Екатерины: было решено заменить каторжные работы поселением в Сибири. С кем пожелала остаться Маслова? Конечно же, с Симонсоном Владимиром Ивановичем…

Последний раз видел Катю Нехлюдов, последний раз слышал её «прости». А потом уединился в гостинице и достал Евангелие, подаренное ему англичанином. Этот иностранец пожелал посетить с ним острог. Он говорил заключенным о Христе и раздавал Евангелия. То, что Дмитрий прочитал, потрясло его: оказывается, единственное средство спасения от человеческого зла – признание людей виноватыми перед Богом, прощение ими друг друга.

Тайна счастливой жизни
В Евангелии сказано: «Ищите прежде Царствия Божия и правды его, а остальное приложится вам». А люди ищут остального и не находят его.

Это озарение стало для Нехлюдова началом новой, неизведанной прежде жизни.

Когда я дошла до последних строк романа «Воскресение», возник вопрос: «Почему писатель через уста своего героя говорит о Царстве Божьем на земле в случае, если все станут исполнять Божьи заповеди?» Ведь люди по природе своей неспособны на это. В Евангелии речь шла о Царстве Небесном, на небе, которое дарует Господь всем любящим и верующим в Него. Но верил ли так сам Лев Николаевич Толстой? Впрочем, это уже совсем другая тема.