Храм Живоначальной Троицы на Воробьёвых горах

Битва на Куликовом поле стала переломным моментом в борьбе Руси за освобождение от монголо-татарского ига. После нее Золотая Орда, несмотря на временные подъемы военно-политической власти, неодолимо шла к упадку.

Золотая Орда

В отличие от Руси и западноевропейских стран, Золотая Орда не была государством, выросшим на основе развития какого-либо одного народа. Это, по большей части искусственное, государственное образование сложилось путем захвата чужих земель. Созданию Золотой Орды предшествовали завоевательные походы хана Бату (Батыя), сына хана Джучи (откуда происходит татарское название Орды - Улус Джучи), внука великого Чингисхана.

Но если Батый (ум. ок. 1256 г.) еще находился в прямом подчинении у великого монгольского хана, то уже его преемник Берке (1257 – 1266 гг.) и все последующие золотоордынские ханы считали себя независимыми правителями.

Под игом

Русь, окончательно разгромленная Батыем при вторжении 1240 – 1242 гг., подчинялась приказам ханов в ряде важных политических вопросов, однако, в состав Орды никогда не входила.

Татарские ханы в своем управлении Русью строго придерживались наставлений Чингисхана, выраженных им в “Тунджин” (“Книге запретов”). Они предоставляли Руси свободу в управлении, не касались ни обычаев, ни религии страны, а лишь определяли формы отношений Руси к хану. Подчинение было выражено, главным образом, в четырех условиях:

1) признание верховной власти хана;

2) платеж дани;

3) доставка войск хану;

Наиболее пагубным для Руси было первое условие, в силу которого русским князьям (и великим, и удельным) необходимо было получать ярлык (письменный указ) от хана, в которым они, с одной стороны, признавали его владычество над собой, а с другой, получали от него утверждение на княжение. При смене хана князья должны были ехать в Орду и испрашивать новый ярлык. Ханы имели право не только давать его, но и отнимать. Любые споры между князьями решались судом у хана.

Удельные князья, получая от хана такое же утверждение своей власти, как и великие (ярлык), вполне естественно считали себя самостоятельными правителями и при первом же конфликте с великим князем ехали с жалобой на него к хану, где исход дела зависел от ловкости и состоятельности той или другой стороны. Все споры на ханском суде разбирались по произволу самого хана, который преследовал единственную цель - собрать как можно больше поборов с покоренного народа.

Не только удельные князья, но и недовольные бояре ездили с жалобами к хану и зачастую возводили на князя откровенную клевету. Так великий князь Ярослав Всеволодович (1191 - 1246 гг.), отец св. блгв. вел. кн. Александра Невского, погиб в Орде как жертва клеветы своего боярина Федора Яруновича.

Вызов князя в Орду в большинстве случаев оканчивался отнятием владения и насильственной смертью, поэтому, предвидя такую опасность, князья перед поездкой соборовались, писали завещание и прощались с родными.

Полное владычество татар над Русью продолжалось около 100 лет. Но затем внутренняя смута, возникшая в Золотой Орде, надолго отвлекла внимание завоевателей от русской земли.

Орда слабела - Русь вставала

Уже в начале XIII века - после смерти хана Узбека (1312 – 1342 гг.) - дань, взимаемая с русичей, постоянно уменьшалась, утаивалась, переходила в недоимку, которая погашалась медленно и неисправно. Многие виды дани, хотя и значились в ханских ярлыках, в действительности никогда не выплачивались. Да и сами ярлыки потеряли свою силу: князь лишь тогда мог опереться на этот документ, когда у него была военная поддержка. А ханского суда над русскими князьями в то время уже вообще не было.

Прямым следствием ослабления Золотой Орды явилось появление новых государственных образований на подконтрольных ей территориях. Так возникло Великое Княжество Литовское, носившее до заключения с Польшей Люблинской унии 1569 г. федеративный характер и включавшее в себя земли Юго-Западной Руси. Усилилось Великое Княжество Московское. Возродилась Северо-Восточная Русь, правители которой, начиная со святого Андрея Боголюбского, проводили политику, направленную на ее укрепление и обустройство, не принимая активного участия в междоусобице юго-западных князей, стремящихся занять киевский престол.

Не прошло и 25 лет после смерти хана Узбека, и не только ярлыки, но и войска ханские перестали быть страшными для Руси. Так Михаил Тверской, соперничая со св. Дмитрием Донским за великое княжение, не раз приводил из Орды к себе на помощь татар, но те часто, даже не ввязываясь в бой, отступали перед русскими полками. Разные царевичи татарские, делавшие набеги на пограничные земли Руси, начали встречать сильный отпор, ведь ряд пограничных укреплений по реке Оке и конные дозоры русичей лишали татарские набеги главного их преимущества - внезапности.

Придворные интриги в Золотой Орде и убийство хана Джани-бека в 1357 г. вызвали смуту в стане татар. В середине 60-х годов XIV века в Орде вдруг появилось сразу четыре претендента на верховную власть. А наряду с ними - представитель военно-кочевой знати, эмир Мамай. За период с 1357 года и до захвата власти в Орде Тохтамышем в 1381 году на золотоордынском престоле перебывало 25 ханов!

Князь Дмитрий и эмир Мамай

Великим Княжеством Московским в это время правил князь Дмитрий (1350 - 1389 гг.). Укрепляя и защищая границы своих владений, он заставил соседей отказаться от посягательств на его государство.

Так в 1368 г. он разгромил великого князя литовского Ольгерда, стремившегося захватить Москву. В 1375 г. совершил успешный поход на Тверь и вынудил тверского князя Михаила Александровича к союзу. В 1376 г. его войска победили волжских булгар, грабивших восточные пределы Руси. В 1378 г. на реке Воже, притоке Оки, войска под предводительством князя Дмитрия нанесли поражение татарам, поход которых возглавлял мурза Бегич. Военные трофеи ясно говорили русичам о том, что татарский поход был, скорее всего, направлен на Москву, а не только на грабеж приграничного Рязанского княжества.

Этот отпор русского воинства татарам был знаковым для обеих сторон.

Дело в том, что эмир Мамай, по приказу которого Бегич и вторгся в Русь, сумел временно укрепить военную мощь Орды. Он смог захватить и подчинить себе земли, лежащие на запад от Волги, включая Крым. Но, поскольку Мамай не принадлежал к ханскому роду Чингисидов, его власть была по сути узурпацией. Поэтому ему необходимо было любыми способами утвердиться в Орде. А так как поражение Бегича не добавляло “очков” в “копилку” его успехов, Мамай организовал огромный грабительский поход на Русь, сравнимый с походом Батыя.

Он заключил союз с литовским великим князем Ягайло, преемником Ольгерда, хотевшим за счет поражения Москвы расширить свои владения, и с рязанским князем Олегом, находившимся в конфликте с князем Дмитрием.

Благословение Сергия Радонежского

В этот критический момент Православная Церковь, всегда разделявшая судьбу своего народа и бывшая со времен св. Владимира Великого тем стержнем, на котором утверждалась государственность Руси, не осталась в стороне от грядущего бедствия, ставившего Русь на грань национальной катастрофы. Особую роль в этот момент сыграл прп. Сергий Радонежский, за советом к которому явился князь Дмитрий.

Надо сказать, что князь занял престол в девятилетнем возрасте, после смерти отца. До его совершеннолетия воспитателем и фактическим правителем при нем был свт. Алексий, митрополит Московский. Поэтому неудивительно, что в трудный момент князь обратился именно к светочу Православия.

Памятуя, что всякая власть от Бога, прп. Сергий советовал ему почитать Мамая, хоть и незаконного, но все же правителя Орды, которой Русь обязана платить дань.

Великий князь Дмитрий рассказал о шагах, сделанных им к примирению и их безрезультатности (летопись свидетельствует, что великий князь стремился избежать столкновения с Мамаем), о бедствиях, которые несло татарское нашествие на землю русскую. Выслушав, преподобный удалился для молитвы. А когда вышел из кельи, то дал свое благословение на битву и, как залог грядущей победы, отправил на нее и своих иноков, бывших воевод, известных своей доблестью - Александра Пересвета и Андрея Ослябу.

Благословение прп. Сергия Радонежского, известного подвижника веры, имело огромное значение для народа русского. К кн. Дмитрию стало стекаться народное ополчение со всей Руси. Узнав о благословении праведника, даже обиженный Олег Рязанский отказался от своих планов и не выступил на стороне Мамая. Но все же князя Дмитрия он не поддержал (приняв на склоне лет монашество, он, в знак раскаяния, до конца жизни носил под иноческим облачением кольчугу, которую не одел на битву с Мамаем).

Соотношение сил

Современные военные специалисты, скорее всего, оценили бы положение Дмитрия Донского как практически безнадежное. Судите сами.

Более половины многочисленного русского войска (свыше 80 тысяч человек из 150-ти тысяч) составляли народные ополченцы: ремесленники и крестьяне - люди не военные. Летопись их так и называет: “небывальцы”. К тому же войско состояло практически из одной пехоты.

Войско Мамая имело численный перевес более чем на 50 тысяч человек. Состоявшее из отборных воинов, оно было усилено наемниками, пехотой крымских генуэзцев. Кроме того, на соединение с ним, двигаясь по Оке, шли литовцы.

Жертвуя собою

План Дмитрия Донского состоял в том, чтобы переправиться через Оку (линия границы Московского княжества) и двинуться навстречу татарам - к верховьям Дона, и перейти его. В этом случае войска Мамая и литовского князя Ягайло оказывались отрезанными друг от друга.

Для русичей переход Дона означал решимость сражаться до конца. Ведь, хотя рельеф местности и делал невозможным удар татарской конницы с тыла, в тоже время он перекрывал и путь для отступления.

Но умело выбранное место боя еще не гарантировало успех сражения, как патриотический порыв не мог компенсировать военной выучки. Явный перевес сил был на стороне Мамая. Необходимо было принять какое-то нестандартное решение. И оно было найдено: по предложению друга детства, боярина Михаила Бренка, великий князь отдал ему все свои доспехи.

Согласно воинскому кодексу чести того времени, профессиональный воин - витязь - не имел права покидать поле боя, пока его князь находится в седле. В случае же его смерти или пленения, витязь мог действовать по своему усмотрению (об этом знал и Мамай).

Обмен доспехами означал, что, с одной стороны, Михаил Бренк шел на верную смерть ради успеха всего сражения, а с другой, не менее рискованно поступал и великий князь: в одежде простого воина он встал в первые ряды сражающихся. Но этим достигалось главное - никто не знал, где великий князь и что с ним.

Мамаево побоище

Подвигом самопожертвования начинается и Куликовская битва. На вызов татарского богатыря Челубея без всяких воинских доспехов, лишь в облачении монаха-схимника, взяв копье и простившись со всеми, вышел инок прп. Сергия Радонежского Пересвет. Поединок был смертельным для обоих.

Мамай как опытный воин знал, что главное в этом сражении уничтожить великого князя: профессиональное войско русичей немногочисленно, с ополчением проблем не будет. Поэтому татары нанесли главный удар именно в то место, где в доспехах и под знаменем великого князя находится Михаил Бренк. Он был убит, а знамя захвачено как трофей.

Но почему остальные полки не дрогнули? Русские сражаются отчаянно. Мало того, никто из витязей не бежит и не сдается в плен. Татары были в замешательстве, не понимая причины стойкости русских.

Мамай усиливая натиск, оголил тыл. В этот решающий момент Владимир Серпуховский, которого великий князь назначил командующим на поле боя, стоящий в засаде со своим полком, нанес решающий удар.

И вот татарская конница отступает и давит свою пехоту. Начинается паника, и Куликовская битва переходит в Мамаево побоище.

Русские полки преследовали татар на протяжении 50 километров.

Великий князь Дмитрий в Куликовской битве проявил чудеса храбрости. Но раны, полученные им на поле боя, подорвали его здоровье. Князь не дожил и до 40 лет, преставившись через 9 лет после битвы.

А что Мамай? Спасшийся бегством с поля боя, вскоре он был убит в Крыму.

После победы над Мамаем великий князь Дмитрий и князь Владимир Серпуховский были прозваны в народе “Донскими”. Героизм и самоотверженность русских воинов, сражавшихся за свою Родину, блестящий талант полководца св. Дмитрия Донского обеспечили историческую победу Руси в Куликовской битве. Была явлена в полную силу мощь единой Руси, выступившей против общего врага. Она была решающим условием и дальнейшей успешной борьбы за освобождение от ига завоевателей, свергнутого окончательно в 1480 году.

Александр Кукуишко

Благословлял ли Сергий Радонежский Дмитрия Донского?

Дмитрий Володихин о Куликовской битве.

Ряд современных историков утверждает, что никакого благословения князя на битву не было и быть не могло.
И трудно назвать их убежденность в этом чисто научной. Очень уж неудобно некоторым признавать роль Церкви в победе на Куликовом поле. Так было ли благословение?

Битва на поле Куликовом — одно из ключевых событий русской истории. Оно вошло в учебники, монографии, в живопись и литературу. И почти всегда историю о великом походе князя Дмитрия Ивановича на Дон сопровождает рассказ про то, как московский правитель получил благословение у Сергия Радонежского. Этот краткий, но величественный сюжет знаком миллионам людей. Его любят, его держат около сердца, о нем вспоминают с теплой улыбкой.
И вот в позднесоветское время появляется гипотеза: всё это выдумка, «церковная легенда». Что, в сущности, означает «поповские бредни». Да-да, именно так. Слов подобных не произносят и не пишут, но они подразумеваются. Форма, в которой была выражена идея гипотезы, — чисто научная, но суть ее, глубинная суть, очень далека от науки. Хотелось бы напомнить одно обстоятельство. Сильнейший сторонник подобного взгляда Владимир Кучкин опубликовал статью «О ро-ли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы» на страницах сборника «Вопросы научного атеизма» (1988).
С тех пор к чисто научной, на первый взгляд, полемике всегда и неизменно примешивается глухой подтекст, связанный с верой и безбожием.

Поездка в лесную обитель

Про визит государя московского в Сергиев монастырь повествует «Сказание о Мамаевом побоище».

Троице-Сергиева лавра. Э. Лисснер. 1907

Великий князь Дмитрий Иванович незадолго до отбытия войск в поход против Мамая ездил с Серпуховским князем Владимиром Андреевичем на поклон к Сергию Радонежскому. Правитель желал получить от игумена лесной обители благословение перед трудным и опасным делом. Сергий упросил князя отстоять Литургию, а затем — разделить трапезу. Князь, в замешательстве, просил Сергия отпустить его, «ибо пришли к нему вестники, что уже приближаются поганые татары». Но тот задержал Дмитрия Ивановича, сказав: «Это твое промедление двойным для тебя послушанием обернется. Ибо не сейчас еще, господин мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих других теперь уж венцы плетутся». Князь не посмел ослушаться, откушал монастырского хлеба. Тогда Сергий «…окропил его священной водою и все христолюбивое его войско и осенил великого князя крестом Христовым — знамением на челе». Потом он сказал Дмитрию Ивановичу: «Пойди, господин, на поганых половцев, призывая Бога, и Господь Бог будет тебе помощником и заступником». И добавил тихо: «Победишь, господин, супостатов своих, как подобает тебе, государь наш».
Половцами в ту пору иногда, по старой памяти, называли ордынцев.
Дмитрий Иванович попросил у игумена двух воинов из иноческой братии — Александра Пересвета и его брата Андрея Ослябю. Сергий призвал к себе обоих и велел отправляться с Дмитрием Ивановичем, «ибо были известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили». Преподобный дал им «…вместо оружия тленного нетленное — крест Христов, нашитый на схимах, и повелел им вместо шлемов золоченых возлагать его на себя». Вернувшись из Троицкого монастыря в Москву, Дмитрий Иванович пошел к митрополиту Киприану и рассказал о благословении Сергия. Тот велел держать всё услышанное в тайне. Во время битвы схимник Пересвет сошелся с ордынским богатырем Челубеем, и оба пали, нанеся друг другу смертельные удары копьями…
Подробный рассказ о том, как великий князь московский получал благословение у святого Сергия, есть только в одном источнике по истории Куликовской битвы. Это, как уже говорилось, «Сказание о Мамаевом побоище». В летописях ничего подобного нет. Неизвестно, когда «Сказание» было создано. Большинство историков склоняются к тому, что от победы 1380 года до времени, когда возникло это литературное произведение, лет сто, а то и сто пятьдесят. Проще говоря, это поздний памятник. А потому и вызывает сомнения: до какой степени память о давних событиях искажена в нем? До какой степени можно искать в нем правду факта, а не художественный вымысел?

Критический взгляд

Многие усомнились в достоверности «Сказания…» Помимо уже названного Кучкина, это и Вадим Егоров, и Игорь Данилевский.
Ими выдвинуто множество аргументов. Некоторые доводы легковесны, но другие заслуживают самого пристального внимания.

Так, например, как мог Дмитрий Иванович летом 1380 года беседовать в Москве с митрополитом Киприаном, если сам же его изгнал двумя годами ранее? Обстоятельства поставления Киприана в сан вызывали сомнения в его каноничности. Вместо него митрополичью кафедру занял Пимен, притом сделал это с помощью мошенничества, а потому на Москве его как законного митрополита не приняли. Важнее другое: и Пимен, поставленный в сан Константинопольским патриархом, не успел добраться до Московской Руси к тому времени, когда начались сборы перед выходом на Мамая. Иными словами, Москва вообще не имела на тот момент никакого митрополита.
Но, возможно, разговор состоялся в 1378 году, когда Киприан ненадолго приезжал в Москву. Тогда и благословение Сергия относится не к преддверию Куликовской битвы, а к кануну другой, не столь значительной победы над ордынцами — на реке Воже. Она-то совершилась именно в 1378 году.
Мог ли Сергий дать благословение великому князю, когда тот находился в затяжном конфликте с Церковью? Изгнав Киприана, Дмитрий Иванович попытался сделать митрополитом своего ставленника, Михаила-Митяя. Московское монашество отнеслось к нему, «новоуку во иночестве», крайне отрицательно. Киприана же наше иночество, включая и Сергия, готово было принять. Господь не попустил Михаилу-Митяю занять митрополию: он умер по дороге в Константинополь, где его должны были поставить в сан. Не управлял митрополией ни дня. Досталась она Пимену… Но отношения между Сергием и великим князем на почве «митяевщины» крепко испортились.
Почему в «Житии» преподобного Сергия нет ни слова о посылке двух иноков? Про благословение там кратко упоминается, но раз иноки Пересвет и Ослябя не упомянуты, стоит ли верить остальному?
Разве позволительно инокам, тем более схимникам, браться за оружие и проливать кровь на ратном поле? Стоит ли после этого верить в двух посланцев Сергия, сражавшихся на поле Куликовом? Может, их вовсе не отправлял Сергий? Не являлись ли они митрополичьими боярами, т. е. людьми, служившими как воины или администраторы, но не имевшими касательства к иночеству?
Если посмотреть внимательно на карту, неужели не станет ясным, что Дмитрий Иванович никак не мог посетить Сергия во главе войска? Ведь Троицкий монастырь находится от Москвы в прямо противоположном направлении, чем Коломна, где был назначен сбор русских ратей! Если бы московские полки пришли к Сергию, они увеличили бы свой маршрут более чем в полтора раза. А сборы на войну требовали большой спешки…

Критика критики

Солидно ли звучат доводы лагеря «критиков»? О да, от них невозможно отмахнуться.
Но каждый из них при ближайшем рассмотрении выглядит небесспорным.
Имеет смысл пройтись «по пунктам», показывая слабые стороны каждого.
Прежде всего, в 1380 году Дмитрий Иванович помирился с Киприаном. Через несколько месяцев после победы над Мамаем великий князь, по словам летописи, «послал игумена Федора Симановского, отца своего духовного, в Киев по митрополита по Киприана, зовучи его на Москву к собе на митрополью». Хроника перемещений Киприана по Руси для 1380 года не известна. Он, как и Пимен, побывал в Константинополе, после чего оба вернулись на Русь. Киприан мог обогнать и Пимена и посетить Москву. Даже если Киприан не добрался до Москвы, он мог вступить в переписку с великим князем и московским духовенством, и следы этой переписки донесло, в измененном виде, «Сказание о Мамаевом побоище». В любом случае, быстрое примирение сразу после победы над Мамаем показывает: скорее какие-то переговоры меж ним и Дмитрием Ивановичем велись еще до нее; свидание меж ними не столь уж невозможно, а установление добрых отношений весьма вероятно.
А вот в 1378 году никакой диалог не был возможен: «митяевщина» была в разгаре.
Мог ли Сергий благословить правителя, жестоко обидевшего Церковь? Да странно было бы отказать в благословении главе христианского воинства, идущего пить смертную чашу! В роковые моменты лишь ничтожная личность принимается холить и лелеять прежние обиды. Разве уместно обряжать преподобного Сергия в одежки ничтожества?!
Сведений о посылке двух иноков с великим князем в «Житии» нет… поскольку составителя «Жития» никто не обязывал их туда включать. Точности от подобного памятника ждать не приходится. Это ведь не летопись!
Инокам драться в смертном бою неуместно. Однако это еще не повод отрицать достоверность «Сказания…» В раннем, самом достоверном летописном повествовании о событиях 1380 года среди знатных людей, павших на поле, назван Александр Пересвет. Другая летопись называет его бывшим брянским боярином. Выходит, герой поединка с Челубеем все же присутствовал в русском войске. И не молился за стеной ратников, а сам бился с ордынцами. Нигде, ни в каком месте он не именуется «митрополичьим боярином». Но послушником при Троицком монастыре он вполне мог быть.
Иными словами, Пересвет и Ослябя ко времени визита великого князя к Сергию, возможно, еще не приняли иноческих обетов, а значит, могли на время скинуть подрясники, чтобы надеть кольчуги.
Предполагают и другое. В условиях «священной войны», от которой зависела судьба Руси и русского Православия, Пересвет мог душу свою положить ради братьев своих, пойдя на явное нарушение обетов. Люди на многое способны в экстремальных условиях…
Что же касается «христолюбивого войска», окропленного Сергием, то и тут не видно никакой нелепости или нестыковки. В «Сказании…» вовсе не говорится, что великий князь привел с собой к Сергию всю московскую дружину, и тем более все полки русские. Но его и князя Владимира Андреевича сопровождала вооруженная свита. Ее-то и назвал автор «Сказания…» христолюбивым войском. Главные силы в то время не трогались из столицы, ожидая Дмитрия Ивановича.
«Сказание…» в целом — поздний источник? Да, скорее всего, именно так. Но не настолько поздний, чтобы в нем не могли отразиться воспоминания участников битвы, бережно хранимые их потомками. К тому же автор его мог использовать гораздо более ранние летописи, не дошедшие до наших дней.
Остается сделать вывод: действительно, «Сказание о Мамаевом побоище» вызывает много вопросов. В том числе и сюжет, связанный с благословением Сергия. На некоторые из них невозможно ответить со строгой определенностью: не располагают историки машиной времени, они могут лишь судить о древних временах по текстам, дошедшим до наших дней… А тексты не всегда кристально прозрачны. Ответы, прозвучавшие из стана «критиков», сами по себе — всего лишь размышление о более или менее вероятном ходе событий 1380 года. Стоящая за ними гипотеза по многим позициям выглядит слабее традиционной точки зрения.
Словом, нет оснований раз навсегда сбрасывать со счетов «Сказание о Мамаевом побоище».

Взгляд с другой стороны

Известный специалист по истории русского средневековья Николай Борисов несколько раз брался за изучение истории с благословением преподобного Сергия. В статьях и книге, посвященной основателю Троице-Сергиевой Лавры, историк показал, сколь глубоко он знает доводы и контрдоводы обоих «лагерей». Окончательный «приговор» ученого звучит так: «Все действия, связанные с историей о благословении Сергия, очень четко укладываются в исторический контекст. Поэтому я убежден, что эта история — не выдумка троицких монахов XVI века, а то, что действительно происходило летом 1380 года».
Современный историк Ольга Плотникова замечает: в одном из летописных рассказов о битве на поле Куликовом «Дмитрий Иванович… показан как защитник православной веры, — а также как великий князь всей земли Русской. Мамай же показан не только как захватчик, но и как гонитель христианства, желающий уничтожить Русь как таковую… и в этом же тексте мы читаем благословение Сергия Радонежского, полученное Дмитрием Ивановичем за два дня до битвы. Тем самым подчеркивается богоугодность битвы, единство русского князя и православной Церкви…»
Таким образом, не только факт важен — было ли благословение, не было ли — но и более широкий культурный контекст вокруг всей этой ситуации. «В истории благословение Сергия стало символом единения народа, власти и Церкви перед лицом внешнего врага», — пишет Ольга Плотникова. Что это значит? А прежде всего то, что Церковь в целом поддержала Дмитрия Ивановича, идущего против ордынцев. И на протяжении многих поколений память об этом хранили как духовное сокровище.
Древнейший и самый достоверный летописный рассказ о битве на поле Куликовом содержит яркий зачин: «Мамай нечестивый люто гневавшийся на великого князя Дмитрия… собрался с силою многою, хотя пленити землю Русскую. Услышав об этом, князь великий Дмитрий Иванович, собрав множество воинов, пошел против них, хотя оборонить свою отчину и за святые церкви и за православную веру христианскую и за всю Русскую землю». Победив ордынцев и встав «на костях», Дмитрий Иванович, по слову той же летописи, «благодарил Бога и хвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками… и дерзала по Боге за веру христианскую…» Видна очевидная христианская подоплека действий правителя. Он действует как защитник земли, веры и Церкви.
То же самое нетрудно разглядеть и в древней эпической поэме «Задонщина». Собираясь в поход, Дмитрий Иванович предстает защитником веры, и святые блаженные князья Борис и Глеб, его родня, споспешествуют его намерению. Вот так рассказывает об этом «Задонщина»: «Князь великий… вступив во златое свое стремя, и взяв свой меч в правую руку, помолился Богу и Пречистой Его матери. Солнце ему ясно на востоке сияет…, а Борис и Глеб молитву воздают за сродники своя…» Оглядывая дружину, правитель выражает уверенность: русские ратники готовы «головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую».
Одна из летописей сообщает, что благословение было князем получено, хотя и другим путем. За несколько суток до битвы в донской стан Дмитрия Ивановича прибыли посланцы от Сергия, доставившие «благословенную грамоту». Там, среди прочего, говорилось: «Поможет тебе Бог и Святая Троица!»
Таким образом, прав Николай Борисов: контекст истории с благословением таков, что князь чувствовал себя верным слугой Бога, видел поддержку Церкви и намеревался сыграть роль ее защитника. Благословение со стороны Сергия в подобных обстоятельствах выглядит уместным и естественным шагом.

***
Остается подвести итоги. Скорее всего, благословение в 1380 году было Дмитрием Ивановичем от Сергия так или иначе получено. Подробно об этом повествует одно лишь «Сказание о Мамаевом побоище», но более краткие рассказы есть в «Житии» Сергия и в одной из летописей. А это в сумме дает солидную опору для подобного вывода. Скорее всего, бывший боярин Александр Пересвет, послушником ли, схимником ли, действительно бился с Челубеем и пал с оружием в руках.
А значит, по сию пору история Куликовской битвы нерасторжимо связана с историей Троице-Сергиевой обители.

Будьте в курсе предстоящих событий и новостей!

Присоединяйтесь к группе - Добринский храм

Благословение Сергия Радонежского

Перед выходом на сечу2 2 Сеча - кровопролитная битва отправился Дмитрий в Троицкую обитель. Жив еще был основатель этой святыни Московской земли Сергий Радонежский; его благословения и спрашивал Дмитрий. Преподобный устроил трапезу в своем монастыре для князя и для тех, кто прибыл тогда с ним. За трапезой стояла святая вода. Верный православному смирению, предпочитавший лучше золотом и серебром отделаться от врагов, чем отваживаться на кровопролитие, за столом Сергий сказал великому князю: «Почти дарами и честью нечестивого Мамая. Господь увидит твое смирение и вознесет тебя, а его неукротимую ярость низложит»1 1 Алексеев В.В. Страницы российской истории . Москва: Издательство «Прибой», 1998. |

Дмитрий отвечал: «Я уже поступил так, отче, но он тем более несется на меня с гордостью».

Дмитрий посмотрел на двух монахов-братьев. Они были рослы, плечисты, крепко сложены, их черные волосы и бороды придавали мужества их виду. Один звался Пересвет, другой - Ослябя. Оба они были когда-то ратные люди, слыли богатырями, но отреклись от мирской суеты. Видно, жаль было ратным людям смотреть, что такие молодцы скрываются от поля битвы. Дмитрий сказал Сергию: «Дай мне, отче, на брань этих двух иноков! Мы знаем про них: они были великие ратники, крепкие богатыри, смышлены к воинскому делу и к наряду».

Преподобный сказал инокам: «Я велю вам готовиться на ратное дело».

Сергий ваял схимы (шапки) с нашитыми крестами, возложил им на головы: «Вот вам, носите это вместо шлемов. Это вам доспех нетленный вместо тленного. Возьми же их с собой, великий княже, - продолжал святой муж, обращаясь к Дмитрию, - это тебе мои оружники, твои извольники».

Обратившись снова к монахам, Сергий проговорил: «Мир вам, возлюбленные братья Пересвет и Ослябя; пострадайте как доблестные воины Христовы».

После трапезы Сергий благословил великого князя и бывших с ним крестом и окропил святой водой.

Старец исполнился вдохновением и пророчески сказал великому князю: «Господь Бог будет тебе помощник и заступник, Он победит и низложит супостатов твоих и прославит тебя».

Подготовка к Куликовской битве

Дмитрий выехал из Кремля на своем любимом коне. По правую руку от него ехал брат Владимир Андреевич. Князь окинул взором войско. Оно красовалось несметной толпой; крепки и скоры были у русских удальцов кони, нарядно блестели на них металлические колонтарии1 1 Колонарии - Кольчато-пластинчатый доспех из бляшек. Вооружены они были короткими шпагами, называемыми кордами (привозились в XIV веке в Россию из Польши), и длинными саблями. Солнце играло на остриях их колчар2 2 Колчар - копья и немецких сулиц3 3 Сулица - разновидность метательного оружия, в еловцах4 4 Еловец - Удлиненное навершие шлема их остроконечных шлемов, в покрашенных красной краской щитах.

Великий князь земли Русской обратился к войску- «Лепо нам, братия, положить головы за правоверную веру христианскую, чтоб не взяли поганые городов наших, чтоб не запустели церкви наши, да не будем рассеяны по лицу земли, а жены наши и дети не отведутся в плен, на томление от поганых. Да умолит за нас Сына Своего и Бога нашего Пречистая Богородица».

Ополчение двинулось. Громко ударили в варганы6 6 Варган - язычковый музыкальный инструмент, затрубили ратные трубы, ржание коней переливалось с громом военной музыки. Ополчение стало разделяться: Владимир Андреевич пошел на Брашево (к нынешним Бронницам), Белозерские князья - по Болвановской дороге, а сам Дмитрий - по дороге на Котел через Замоскворечье. Тогда, говорит поэтическое сказание, княгиня Евдокия с воеводскими женами провожала их с вершины своего золотоверхого терема и сидела под южными окнами в набережных сенях, следя глазами за исчезающим вдали войском.

За несколько верст от Коломны впадает в Москву-реку речка Северка. В устье ее встретили Дмитрия новые воеводы тех полков, которые уже ждали в Коломне. 20 августа Дмитрий с московскими полками въехал в Коломну. Епископ Герасим встретил его с крестом в воротах. На другой день, в воскресенье 21 августа, Дмитрий велел всем собраться на лугу, который назывался Девичьим полем. Все поле было усеяно необозримым воинством. Никогда еще на защиту Русской земли не были собраны силы в таком количестве.

Дмитрий построил все ополчение в боевой порядок: каждый полк с воеводой составлял отдел войска, а все полки составляли три больших отряда. Сам Дмитрий Московский находился в середине с воеводами своими и с Белозерским полком, предводительствуемым своими князьями. По левую руку предводителем был Лев Брянский, по правую - Владимир Андреевич, на его же стороне были ярославские князья, передовой полк был под начальством Дмитрия Всеволожа и Владимира Всеволожа.

Кроме прибывших с Дмитрием из Москвы, в Коломне собраны полки: Переяславский с воеводой Андреем Серкизом, Юрьевский с воеводой Тимофеем Валуевичем, Костромской с воеводой Иваном Родионовичем, Владимирский с воеводой князем Романом Прозоровским, Мещерский с воеводой князем Федором Елецким, Муромский с князьями Юрием и Андреем, Коломенский с воеводой Микулой Васильевичем. Оказалось, что еще многие не успели прийти. Особенно жалел Дмитрий, что мало было пехоты; но дожидаться не было времени. Надобно было идти в Рязанскую землю, в глубину степей, чтобы не дать Мамаю ворваться в пределы Московской и союзных ей земель. Дмитрий взял благословение у епископа Герасима идти за Оку.

Выбрали вожаков, знающих дорогу, а это были купцы-сурожане (богатые купцы). В тот век никто столько не путешествовал, никто так часто не передвигался с места на место, как торговцы, а потому естественно было их употребить провожатыми. Дмитрий нашел таких, которые много раз бывали и в Орде и в разных далеких краях и знали обычаи чужих земель и народов.

Войско двинулось к Лопасне, поворачивал вправо, чтобы предупредить соединение Литовского ополчения с Мамаевым. Так как еще многие не успели прийти, то великий князь оставил в Лопасне воеводу тысяцкого Тимофея Васильевича наблюдать за переправой, провожать пришедших через Оку и указывать им путь. Дмитрий дал приказание, проходя через Рязанскую землю, не трогать никого и не делать никаких насилий жителям. 26 августа он перешел через Оку и пошел Рязанской землей. По дороге к нему присоединились двое Ольгердовичей: Андрей, бывший князем в Пскове, и Дмитрий с Брянцами и Трубчевцами. Дмитрий Иванович послал передовой отряд проведывать неприятеля. Начальником этого отряда был Семен Мелик. С ним было много отважных и мужественных ратников. Они должны были повидаться с татарской стражей и послать скорую весть. Сам Дмитрий пошел по Рязанской земле. Погода благоприятствовала походу: осенние дни были теплы и ясны, земля суха. Остановились за двадцать три версты от Дона на месте, которое называлось Березы. Наступило 5 сентября. Из посланного отряда прибыли гонцы Петр Горский да Карп Олексин и сказали: «Мамай стоит на Дону на Кузьминой Гати и ожидает к себе Олега да Ягайла Литовского», - «А сколько силы у него?» - Отвечали вестники: «И перечесть нельзя».

Дмитрий Иванович собрал на совет князей и воевод и спросил: «Что Делать? Перевозиться ли за Дон или ждать на этой стороне?»

Некоторые говорили: «Надобно нам оставаться на этой стороне Дона. Врагов много: и татары, и рязанцы, и Литва. Оставим за собой реку - трудно будет назад идти, а мы должны себе удержать пуп. назад».

Ольгердовичи давали другой совет. «Если хочешь крепкого бою, вели сегодня же перевозиться, чтоб ни у кого мысли не было назад возвращаться; а что говорят у них силы велики, то что на это смотреть! Не в силе Бог, а в правде!»

В это время приехали гонцы из Троицы и привезли благословенную грамоту от преподобного Сергия. Преподобный напутствовал Дмитрия, счастливым пророчеством, поддерживал в нем храбростью решимость. Он убеждал его идти на врагов и обещал помощь Бога и Пречистой Богородицы Эта грамота без сомнения сделала многое: подтверждала она то пророчество, которому прежде поверил Дмитрий. В восторге надежды и вдохновения прочитав ее, московский князь в кругу своих сооружников воскликнул с псалмопевцем: «Си на колесницах и на конех, мы же имя Господа Бога нашего призовем!»

Находились многие, у которых осторожность брала верх над отвагой; они все еще настаивали, чтобы оставаться. Дмитрий сказал им: «Честная смерть лучше злого живота. Уж лучше было вовсе не идти против безбожных татар, чем пришедши сюда и ничего не сделавши, назад возвращаться». И великий князь по совету Ольгердовичей решил переправляться через Дон и отважиться на крепкий бой, на смертный бой, победить врагов или без поворота всем пропасть. В первый раз со времени Батыева ига Русь, собранная в лице воинственных детей своих, решилась предпочесть смерть рабству.

Войско двинулось к Дону и увидело его накануне праздника Рождества Богородицы, 7 сентября. Пришла весть: Мамай узнал, что идет на него Дмитрий. Передовые отряды Семена Мелика уже бились с татарами; Мамай уже видел своих татар, иссеченных русским оружием. «Все силы темные, силы всех властей и князей своих Мамай ведет на нас, - говорил Семен Мелик, - он уже на Гусином броду. Только одна ночь между нашими и их полками. Вооружайся, княже! Завтра нападут на нас татары».

Русские стали строить мосты, искать брод и перешли через Дон. По одним летописным сказаниям, эта переправа случилась вечером и ночью, по другим - рано утром.

Утром рано все войско стало готовиться к битве. Взошло солнце, но густой туман покрывал землю и ничего не было видно. Так прошло часа два. Эта мгла помогла русским. Дмитрий отправил тем временем Владимира Серпуховского и Дмитрия Боброка с избранным войском вверх по течению Дона за лес, в засаду. Наконец, туман стал рассеиваться, засияло солнце. Дмитрий, проехавшись перед полками, приободрял ратников.

«Отцы и братья! Ради Господа, подвизайтесь за веру христианскую и за святыя церкви. Смерть тогда - не в смерть, а в живот вечный». Потом он встал под свое великокняжеское черное знамя, помолился образу Спасителя, нарисованному на знамени, сошел с коня, отдал коня боярину своему Михаилу Бренку, снял с себя княжескую приволоку (плащ) и надел на Бренка, велел ему сесть на своего коня, а своему рынделю (знаменосцу) приказал нести перед ним великокняжеское знамя. Повесть говорит, что окружающие великого князя упрашивали его стать в безопасном месте, где бы он мог только смотреть не битву и давать ей ход, но великий князь отказался и ответствовал: «Я у вас первый с вами теперь». Дмитрий переодел своего боярина великим князем с той именно целью, чтобы сохранить себя от преждевременной гибели и еще более от позорного плена, потому что татары, узнав великого князя по знамени и по приволоке (верхняя короткая одежда без рукавов), приложили бы все усилия, чтоб схватить его. Иного побуждения быть не могло. Переодевшись в простого война, Дмитрий вкусил благословенного хлебца, который ему прислал Сергий со своей грамотой, и прочитал молитву, приложив руки к кресту, висевшему у него на груди.

БЛАГОСЛОВЛЯЛ ЛИ СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ ДМИТРИЯ ДОНСКОГО? Ряд современных историков утверждает, что никакого благословения князя на битву не было и быть не могло. И трудно назвать их убежденность в этом чисто научной. Очень уж неудобно некоторым признавать роль Церкви в победе на Куликовом поле. Так было ли благословение?

Битва на поле Куликовом - одно из ключевых событий русской истории. Оно вошло в учебники, монографии, в живопись и литературу. И почти всегда историю о великом походе князя Дмитрия Ивановича на Дон сопровождает рассказ про то, как московский правитель получил благословение у Сергия Радонежского. Этот краткий, но величественный сюжет знаком миллионам людей. Его любят, его держат около сердца, о нем вспоминают с теплой улыбкой. И вот в позднесоветское время появляется гипотеза: всё это выдумка, «церковная легенда». Что, в сущности, означает «поповские бредни». Да-да, именно так. Слов подобных не произносят и не пишут, но они подразумеваются. Форма, в которой была выражена идея гипотезы, - чисто научная, но суть ее, глубинная суть, очень далека от науки. Хотелось бы напомнить одно обстоятельство. Сильнейший сторонник подобного взгляда Владимир Кучкин опубликовал статью «О ро­ли Сергия Радонежского в подготовке Куликовской битвы» на страницах сборника «Вопросы научного атеизма» (1988). С тех пор к чисто научной, на первый взгляд, полемике всегда и неизменно примешивается глухой подтекст, связанный с верой и безбожием. > Поездка в лесную обитель

Про визит государя московского в Сергиев монастырь повествует «Сказание о Мамаевом побоище». Великий князь Дмитрий Иванович незадолго до отбытия войск в поход против Мамая ездил с Серпуховским князем Владимиром Андреевичем на поклон к Сергию Радонежскому. Правитель желал получить от игумена лесной обители благословение перед трудным и опасным делом. Сергий упросил князя отстоять Литургию, а затем - разделить трапезу. Князь, в замешательстве, просил Сергия отпустить его, «ибо пришли к нему вестники, что уже приближаются поганые татары». Но тот задержал Дмитрия Ивановича, сказав: «Это твое промедление двойным для тебя послушанием обернется. Ибо не сейчас еще, господин мой, смертный венец носить тебе, но через несколько лет, а для многих других теперь уж венцы плетутся». Князь не посмел ослушаться, откушал монастырского хлеба. Тогда Сергий «…окропил его священной водою и все христолюбивое его войско и осенил великого князя крестом Христовым - знамением на челе». Потом он сказал Дмитрию Ивановичу: «Пойди, господин, на поганых половцев, призывая Бога, и Господь Бог будет тебе помощником и заступником». И добавил тихо: «Победишь, господин, супостатов своих, как подобает тебе, государь наш». Половцами в ту пору иногда, по старой памяти, называли ордынцев. Дмитрий Иванович попросил у игумена двух воинов из иноческой братии - Александра Пересвета и его брата Андрея Ослябю. Сергий призвал к себе обоих и велел отправляться с Дмитрием Ивановичем, «ибо были известными в сражениях ратниками, не одно нападение встретили». Преподобный дал им «…вместо оружия тленного нетленное - крест Христов, нашитый на схимах, и повелел им вместо шлемов золоченых возлагать его на себя». Вернувшись из Троицкого монастыря в Москву, Дмитрий Иванович пошел к митрополиту Киприану и рассказал о благословении Сергия. Тот велел держать всё услышанное в тайне. Во время битвы схимник Пересвет сошелся с ордынским богатырем Челубеем, и оба пали, нанеся друг другу смертельные удары копьями… Подробный рассказ о том, как великий князь московский получал благословение у святого Сергия, есть только в одном источнике по истории Куликовской битвы. Это, как уже говорилось, «Сказание о Мамаевом побоище». В летописях ничего подобного нет. Неизвестно, когда «Сказание» было создано. Большинство историков склоняются к тому, что от победы 1380 года до времени, когда возникло это литературное произведение, лет сто, а то и сто пятьдесят. Проще говоря, это поздний памятник. А потому и вызывает сомнения: до какой степени память о давних событиях искажена в нем? До какой степени можно искать в нем правду факта, а не художественный вымысел? > Критический взгляд Многие усомнились в достоверности «Сказания…» Помимо уже названного Кучкина, это и Вадим Егоров, и Игорь Данилевский. Ими выдвинуто множество аргументов. Некоторые доводы легковесны, но другие заслуживают самого пристального внимания. Так, например, как мог Дмитрий Иванович летом 1380 года беседовать в Москве с митрополитом Киприаном, если сам же его изгнал двумя годами ранее? Обстоятельства поставления Киприана в сан вызывали сомнения в его каноничности. Вместо него митрополичью кафедру занял Пимен, притом сделал это с помощью мошенничества, а потому на Москве его как законного митрополита не приняли. Важнее другое: и Пимен, поставленный в сан Константинопольским патриархом, не успел добраться до Московской Руси к тому времени, когда начались сборы перед выходом на Мамая. Иными словами, Москва вообще не имела на тот момент никакого митрополита. Но, возможно, разговор состоялся в 1378 году, когда Киприан ненадолго приезжал в Москву. Тогда и благословение Сергия относится не к преддверию Куликовской битвы, а к кануну другой, не столь значительной победы над ордынцами - на реке Воже. Она-то совершилась именно в 1378 году. Мог ли Сергий дать благословение великому князю, когда тот находился в затяжном конфликте с Церковью? Изгнав Киприана, Дмитрий Иванович попытался сделать митрополитом своего ставленника, Михаила-Митяя. Московское монашество отнеслось к нему, «новоуку во иночестве», крайне отрицательно. Киприана же наше иночество, включая и Сергия, готово было принять. Господь не попустил Михаилу-Митяю занять митрополию: он умер по дороге в Константинополь, где его должны были поставить в сан. Не управлял митрополией ни дня. Досталась она Пимену… Но отношения между Сергием и великим князем на почве «митяевщины» крепко испортились. Почему в «Житии» преподобного Сергия нет ни слова о посылке двух иноков? Про благословение там кратко упоминается, но раз иноки Пересвет и Ослябя не упомянуты, стоит ли верить остальному? Разве позволительно инокам, тем более схимникам, браться за оружие и проливать кровь на ратном поле? Стоит ли после этого верить в двух посланцев Сергия, сражавшихся на поле Куликовом? Может, их вовсе не отправлял Сергий? Не являлись ли они митрополичьими боярами, т. е. людьми, служившими как воины или администраторы, но не имевшими касательства к иночеству? Если посмотреть внимательно на карту, неужели не станет ясным, что Дмитрий Иванович никак не мог посетить Сергия во главе войска? Ведь Троицкий монастырь находится от Москвы в прямо противоположном направлении, чем Коломна, где был назначен сбор русских ратей! Если бы московские полки пришли к Сергию, они увеличили бы свой маршрут более чем в полтора раза. А сборы на войну требовали большой спешки… > Критика критики

Солидно ли звучат доводы лагеря «критиков»? О да, от них невозможно отмахнуться. Но каждый из них при ближайшем рассмотрении выглядит небесспорным. Имеет смысл пройтись «по пунктам», показывая слабые стороны каждого. Прежде всего, в 1380 году Дмитрий Иванович помирился с Киприаном. Через несколько месяцев после победы над Мамаем великий князь, по словам летописи, «послал игумена Федора Симановского, отца своего духовного, в Киев по митрополита по Киприана, зовучи его на Москву к собе на митрополью». Хроника перемещений Киприана по Руси для 1380 года не известна. Он, как и Пимен, побывал в Константинополе, после чего оба вернулись на Русь. Киприан мог обогнать и Пимена и посетить Москву. Даже если Киприан не добрался до Москвы, он мог вступить в переписку с великим князем и московским духовенством, и следы этой переписки донесло, в измененном виде, «Сказание о Мамаевом побоище». В любом случае, быстрое примирение сразу после победы над Мамаем показывает: скорее какие-то переговоры меж ним и Дмитрием Ивановичем велись еще до нее; свидание меж ними не столь уж невозможно, а установление добрых отношений весьма вероятно. А вот в 1378 году никакой диалог не был возможен: «митяевщина» была в разгаре. Мог ли Сергий благословить правителя, жестоко обидевшего Церковь? Да странно было бы отказать в благословении главе христианского воинства, идущего пить смертную чашу! В роковые моменты лишь ничтожная личность принимается холить и лелеять прежние обиды. Разве уместно обряжать преподобного Сергия в одежки ничтожества?! Сведений о посылке двух иноков с великим князем в «Житии» нет… поскольку составителя «Жития» никто не обязывал их туда включать. Точности от подобного памятника ждать не приходится. Это ведь не летопись! Инокам драться в смертном бою неуместно. Однако это еще не повод отрицать достоверность «Сказания…» В раннем, самом достоверном летописном повествовании о событиях 1380 года среди знатных людей, павших на поле, назван Александр Пересвет. Другая летопись называет его бывшим брянским боярином. Выходит, герой поединка с Челубеем все же присутствовал в русском войске. И не молился за стеной ратников, а сам бился с ордынцами. Нигде, ни в каком месте он не именуется «митрополичьим боярином». Но послушником при Троицком монастыре он вполне мог быть. Иными словами, Пересвет и Ослябя ко времени визита великого князя к Сергию, возможно, еще не приняли иноческих обетов, а значит, могли на время скинуть подрясники, чтобы надеть кольчуги. Предполагают и другое. В условиях «священной войны», от которой зависела судьба Руси и русского Православия, Пересвет мог душу свою положить ради братьев своих, пойдя на явное нарушение обетов. Люди на многое способны в экстремальных условиях… Что же касается «христолюбивого войска», окропленного Сергием, то и тут не видно никакой нелепости или нестыковки. В «Сказании…» вовсе не говорится, что великий князь привел с собой к Сергию всю московскую дружину, и тем более все полки русские. Но его и князя Владимира Андреевича сопровождала вооруженная свита. Ее-то и назвал автор «Сказания…» христолюбивым войском. Главные силы в то время не трогались из столицы, ожидая Дмитрия Ивановича. «Сказание…» в целом - поздний источник? Да, скорее всего, именно так. Но не настолько поздний, чтобы в нем не могли отразиться воспоминания участников битвы, бережно хранимые их потомками. К тому же автор его мог использовать гораздо более ранние летописи, не дошедшие до наших дней. Остается сделать вывод: действительно, «Сказание о Мамаевом побоище» вызывает много вопросов. В том числе и сюжет, связанный с благословением Сергия. На некоторые из них невозможно ответить со строгой определенностью: не располагают историки машиной времени, они могут лишь судить о древних временах по текстам, дошедшим до наших дней… А тексты не всегда кристально прозрачны. Ответы, прозвучавшие из стана «критиков», сами по себе - всего лишь размышление о более или менее вероятном ходе событий 1380 года. Стоящая за ними гипотеза по многим позициям выглядит слабее традиционной точки зрения. Словом, нет оснований раз навсегда сбрасывать со счетов «Сказание о Мамаевом побоище». > Взгляд с другой стороны

Известный специалист по истории русского средневековья Николай Борисов несколько раз брался за изучение истории с благословением преподобного Сергия. В статьях и книге, посвященной основателю Троице-Сергиевой Лавры, историк показал, сколь глубоко он знает доводы и контрдоводы обоих «лагерей». Окончательный «приговор» ученого звучит так: «Все действия, связанные с историей о благословении Сергия, очень четко укладываются в исторический контекст. Поэтому я убежден, что эта история - не выдумка троицких монахов XVI века, а то, что действительно происходило летом 1380 года». Современный историк Ольга Плотникова замечает: в одном из летописных рассказов о битве на поле Куликовом «Дмитрий Иванович… показан как защитник православной веры, - а также как великий князь всей земли Русской. Мамай же показан не только как захватчик, но и как гонитель христианства, желающий уничтожить Русь как таковую… и в этом же тексте мы читаем благословение Сергия Радонежского, полученное Дмитрием Ивановичем за два дня до битвы. Тем самым подчеркивается богоугодность битвы, единство русского князя и православной Церкви…» Таким образом, не только факт важен - было ли благословение, не было ли - но и более широкий культурный контекст вокруг всей этой ситуации. «В истории благословение Сергия стало символом единения народа, власти и Церкви перед лицом внешнего врага», - пишет Ольга Плотникова. Что это значит? А прежде всего то, что Церковь в целом поддержала Дмитрия Ивановича, идущего против ордынцев. И на протяжении многих поколений память об этом хранили как духовное сокровище. Древнейший и самый достоверный летописный рассказ о битве на поле Куликовом содержит яркий зачин: «Мамай нечестивый люто гневавшийся на великого князя Дмитрия… собрался с силою многою, хотя пленити землю Русскую. Услышав об этом, князь великий Дмитрий Иванович, собрав множество воинов, пошел против них, хотя оборонить свою отчину и за святые церкви и за православную веру христианскую и за всю Русскую землю». Победив ордынцев и встав «на костях», Дмитрий Иванович, по слову той же летописи, «благодарил Бога и хвалил дружину свою, которая крепко билась с иноплеменниками… и дерзала по Боге за веру христианскую…» Видна очевидная христианская подоплека действий правителя. Он действует как защитник земли, веры и Церкви. То же самое нетрудно разглядеть и в древней эпической поэме «Задонщина». Собираясь в поход, Дмитрий Иванович предстает защитником веры, и святые блаженные князья Борис и Глеб, его родня, споспешествуют его намерению. Вот так рассказывает об этом «Задонщина»: «Князь великий… вступив во златое свое стремя, и взяв свой меч в правую руку, помолился Богу и Пречистой Его матери. Солнце ему ясно на востоке сияет…, а Борис и Глеб молитву воздают за сродники своя…» Оглядывая дружину, правитель выражает уверенность: русские ратники готовы «головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую». Одна из летописей сообщает, что благословение было князем получено, хотя и другим путем. За несколько суток до битвы в донской стан Дмитрия Ивановича прибыли посланцы от Сергия, доставившие «благословенную грамоту». Там, среди прочего, говорилось: «Поможет тебе Бог и Святая Троица!» Таким образом, прав Николай Борисов: контекст истории с благословением таков, что князь чувствовал себя верным слугой Бога, видел поддержку Церкви и намеревался сыграть роль ее защитника. Благословение со стороны Сергия в подобных обстоятельствах выглядит уместным и естественным шагом. *** Остается подвести итоги. Скорее всего, благословение в 1380 году было Дмитрием Ивановичем от Сергия так или иначе получено. Подробно об этом повествует одно лишь «Сказание о Мамаевом побоище», но более краткие рассказы есть в «Житии» Сергия и в одной из летописей. А это в сумме дает солидную опору для подобного вывода. Скорее всего, бывший боярин Александр Пересвет, послушником ли, схимником ли, действительно бился с Челубеем и пал с оружием в руках. А значит, по сию пору история Куликовской битвы нерасторжимо связана с историей Троице-Сергиевой обители. Дмитрий Володихин. Православный журнал "Фома"

Решил сохранить у себя в журнале старую статью Александра Меленберга отсюда (есть также ), убоявшись, что входящая в силу РПЦ просто потрет ее, как не представляющую ни малейшего интереса для паствы и разлагающим, антипатриотическим образом воздействующую на оную паству.

Александр Меленберг

Непрядва и неправда

Сергий Радонежский не благословлял Дмитрия Донского на битву с Мамаем

Тест текстологический

А.Намеровский. Сергий Радонежский благословляет Дмитрия Донского на ратный подвиг.

Тест агиографический

Первоначальное житие преп. Сергия Радонежского было создано в 1418-1419 гг. монахом Епифанием . Из текста видно, что Епифаний, будучи постриженником Троицкого монастыря, лично знал Сергия, по крайней мере, в течение последних двадцати лет его жизни, от 60-х гг. до 1392 г.
Работая над житием, Епифаний параллельно поместил биографические сведения о Сергии Радонежском в им же составляемую летопись (современное ее название -Троицкая, по месту создания). Его тексты важны тем, что, лично зная Сергия, он не мог утрировать как основные черты характера Преподобного, так и некоторые важные события монастырской жизни. Тем более что читателями жития были здравствующие ученики и постриженники преп. Сергия. В Епифаниевом житии нет эпизода с благословением Дмитрия Донского.
Нет его и в более раннем произведении Епифания "Слово похвально преподобному отцу нашему Сергию". Оно было написано по случаю освящения новой соборной церкви 25 сентября 1412 г., в 20-ю годовщину смерти Преподобного. А уж если бы благословение на битву с татарами имело место быть, то Епифаний как свидетель этого мощного патриотического жеста со стороны Сергия Радонежского, вне всяких сомнений, выделил бы этот факт в похвалу старцу. Но - нет!
В 1432-1445 гг. труд Епифания подвергся существенной переработке, которую провел выходец с Афона сербский агиограф Пахомий Логофет. В дошедших до нас трех пахомиевых редакциях исторический колорит выхолощен и заменен нравоучительными общими местами со многими заимствованиями из житий восточных святых.В житии авторства Пахомия читаем, что Дмитрий Донской, отправляясь на битву с Мамаем, говорит преподобному Сергию: "аще убо Бог поможет ми млитвами твоими, то пришед поставлю церковь во имя Пречистыа Владычица нашя Богородица честнаго Еа Успениа и монастырь съставлю общаго житиа". Ниже читаем, что после победы на Куликах Сергий "призва же и княза великаго и оснавата церковь, иже и вскоре сътворише церковь краску во имя Пречистыа на Дубенке и съставишя обще житие".

Успенский Дубенский монастырь действительно существовал и располагался приблизительно в 50 км северо-восточнее Москвы, у села Стромынь, близ ныне широко известной Черноголовки.

Святой Сергий Радонежский благословляет Дмитрия на Куликовскую битву. 1904. В.П. Гурьянов

Здесь не указано, что Успенский Дубенский монастырь возведен именно в честь победы на Куликовом поле. Зато твердо указано время освящения его соборного храма - 1 декабря 1379 г. За десять месяцев до сражения на Куликах!
А между тем Троицкая летопись вошла в летописный свод 1409 г., иными словами, с этого времени была доступной для прочтения. То есть во время, когда живы были еще свидетели событий 1380 г. Понятно, что Пахомий Серб, ознакомившийся с ней через 20 лет, творчески переработал вышеуказанный текст в нужном ему направлении. Но не учел, что Куликовская битва произошла 8 сентября, в день праздника Рождества Богородицы. Ведь совершенно ясно, что обетный монастырь в этом случае должен быть посвящен Рождеству, а никак не Успению Богородицы, которое празднуется 15 августа. Например, Бобренев монастырь под Коломной, построенный на средства героя Куликовской битвы воеводы Дмитрия Боброка, наименован в честь Рождества Богородицы.

Тест церковно-исторический

Рождение Сергия Радонежского. Миниатюра из лицевого

Сергий Радонежский в школе. Миниатюра из лицевого
«Жития преподобного Сергия Радонежского». XVI в.

Наказание ростовского боярина Аверкия. Миниатюра из лицевого
«Жития Сергия Радонежского». XVI в.

Нападение лесовиков на Сергия Радонежского. Миниатюра из лицевого
«Жития Сергия Радонежского». XVI в.